Варя - Ольга Беркут

Видела бы ты этого Херувимчика! Светлокудрый, ясноглазый и всегда улыбался мне. Любил меня очень… И я его тоже. Пережил матушку ровно на пять дней. А на шестой она его к себе прибрала.

— А отчего они…?

— Чахотка проклятая.

— Скорбно вспоминать?

— Не то слово. Раньше, если о Алëше говорить начинала, сразу слезы наворачивались. Сейчас уж не плачу, очерствела. Не зря говорят, что время лечит.

— А барышням скока было, когда их матушка умерла?

— Варе пять, а Лизе десять. Старшая всё плакала денно и ночно, а Варя малая была, многого не понимала, но по матушке и братишке тоже печалилась, ясно дело… Но хуже всех было барину нашему. Думаешь, отчего он седой такой? Вот как похоронил своих, так белым и сделался. Он первое время совсем плохой был, почти не говорил ни с кем. А дочек и вовсе замечать перестал.

Лизу по итогу учиться в гимназию при монастыре отправили. А за воспитание Вари дядька её взялся. Отставной гусар. Жил он тогда с нами, и Варя к нему сильно привязалась. Няньку не слушалась, только дядьку свого. А он ей то пистолет сунет играться, то сабельку из дерева для неё вырежет, то словам бранным выучит. И хохочет потом над ней, как над собачонкой дрессированной. Мы с нянькой к барину только и бегали. Всё жаловались: дескать, так вот и так, пропадет девка, дурной станет с таким-то учителем. А барин нас не слушал совсем. Не до нас ему было, видно.

Агриппина Ивановна замолчала, вспомнив былое. Аня, взглянув на её большое рот с чуть оттопыренной нижней губой, немного помешкав, решилась спросить:

— А где же сейчас дядька этошный?

— А кто же его знает. Рассорился он с барином после одного случая, да уехал.

— Какого случая?

— Ой, всё тебе расскажи… Варя лошадей всегда любила, души в них не чаяла. Воспитатель наш, благоверный, посадит её, как мальчонку, на лошадь и возит по двору. Она и вы училась ездить. Бесстрашная така была. И вот в один день достопамятный умыкнула Варя Верного из конюшни! К крыльцу его подвела и сама на спину к нему залезла, да давай по двору скакать! Прыгает на коне и кричит на весь мир благим матом: «Берегись, француз, духа русского!» Ой, не могу, — Агриппина Ивановна так и хихикнула. — Сейчас смешно вспоминать, а тогда перепугались мы с нянюшкой Вариной жуть как! Правдами, неправдами, а на двор барина привели. И на этот раз он с дочерью своей разговор-то заимел. Когда с коня барышню стянули и перед отцом лохматую да чумазую поставили, крепко он её отругал! Но при этом так на неё глядел! Так глядел! Ох, да если бы он на меня с таким восхищением смотреть стал, я бы и сама на лошадь взобралась, честно слово!

— Как это? — удивилась Аня. — Барышня же плохо поступила! И бранил он её. Как тогда мог смотреть на неё с… восхущëнием?

— Молода ты ещё, вот и не понимашь. Думается мне, что тогда он Алёшу в Варе увидал. Они ведь похоже внешне очень были. А барышня в детстве точно за мальчонку сойти могла. А уж вела себя истинно, как гусар сопливый. Так и повелось: барин бранит её напоказ, а глазами, напротив, хвалит будто.

— Поняла, чай.

— Куда уж тебе! Но ежели поняла, молодец. Так о чём это я? А-а-а, ну да! После того случая, значит, дядька и рассорился с барином. Запретил он ему к дочери своей приближаться. Знатно они повздорили, посему дядька вскорости и уехал от нас. Княжна горевала, слез выплакала море. Жизнь-то у «вояки» нашей сильно после того случая изменилась, — Агриппина Ивановна опять хихикнула, стукнув себя по коленке. — Учителей из столицы для неё привезли, в платья пышные обрядили. Наукам разным обучать стали. Сейчас уже и не скажешь, что таким сорванцом росла…

— Ой, как скажешь! Барышня командовать любит и бранится почем зря.

— Ну, так характер у неё боевой. Но после возвращении Елизаветы Федоровны совсем она повзрослела. Ей нравится сестры…как это? А! Манеры её. Варвара Федоровна подражать гимназистке пытается. Я это уже не раз подмечала.

— Елизавета Фёдоровна такая добрая и ласковая!

— Кроткая! Как огонь и вода, они разные. Бывает же так.

— Неужто и Варвара Федоровна сможет такою же стать, как сестра её?

— В том-то и дело, что не сможет. Вольная она пташка, гордая слишком. А это ведь грех, Нюра. Ох, и тревожится душа у меня за неё!

Аня пожала плечами.

Нашла же старшая повод для дум тревожных. Избалована барышня попросту! А таких чего жалеть?

Аня опять вспомнила, как хозяйка её смяла в гневе рисунок свой и за пазуху ей затолкала, а потом из покоев выгнала.

— А ты не обижайся на барышню, — Агриппина Ивановна похлопала Нюру по руке. — И слёз понапрасну не лей. А рисунки её расхваливай. Они ведь для неё как отдушина. Она с детства калякать любила. Всё время чего-нибудь малевала. А сейчас вот серьёзно увлеклась. Учится рисованию своему. Это ж тоже наука сурьезная. Хитрости в ней всякие есть. Я один раз подслушала, как учитель Варваре Федоровне про тени рассказывал. Так чудно! Бездумно-то нельзя оказывается тень на холст класть… Нет, пересказать не смогу. Но тебе и мне это без надобности совсем.

— А я в театре нашем грим барышням помогала накладывать.

— Тоже мне, сравнила! На это ума много не надо!..Ой, поздно-то уже как! Ступай спать, Нюра. И я пойду. Засиделась тут с тобой.

Агриппина Ивановна тяжело поднялась, немного постояла к Ане спиной, схватившись за поясницу, а потом медленно заковыляла к выходу.

Когда тяжёлые шаги её стихли, Аня встала и подошла к окну. Она так же как, Агриппина Ивановна, поднесла портрет к стеклу и долго на него смотрела.

— Вот ежели бы Варвара Фёдоровна такою была, как на портрете оном. Эх… Почему она и красивая, и умная, и боевая? Всё при ней. А я?

Аня опустила руку с рисунком и обернулась было к утюгу.

— Разглажу и спрячу. Дабы никто его не увидел.

Аня как-то вся сжалась, втянула голову в плечи. Взялась за утюг, и лицо её исказила гримаса отвращения. Резко отдернула ладонь от рукояти, будто обожглась страшно! Тряхнула рукой, открыла железную дверцу печки и, скомкав портрет, засунула его в чёрную глубину топки.

— Пусть хоть рога мне нарисует в следующий раз, а я больше плакать не буду. Понятно тебе! У меня зато очи, как у Василисы из сказки! Такие же голубые, яко небо в ясный день! Вот!

И