Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

В памяти у меня всплыл тот кошмарный январский день, когда, войдя в контору Пэрри, я застал там ожидавшего меня Рича.

– Возможно, одержав победу, мы сумеем избавиться от сэра Ричарда, – заявил Кетт.

– Хотелось бы на это надеяться. Но вы совершенно правы: я предпочитаю не сжигать за собой мосты.

– И все-таки вычеркните слово «пленник», – распорядился Роберт. – Просто напишите, что находитесь сейчас в лагере.

Поколебавшись несколько мгновений, я взял перо, которое протянул мне Роберт, и зачеркнул неугодное ему слово так жирно, что прочесть его не было никакой возможности. Капитан удовлетворенно кивнул и присыпал свежие чернила песком.

– Письмо будет отправлено в Хатфилд нераспечатанным, – заверил он меня. – С одним из моих надежных курьеров.

Имелось еще два человека, весьма заинтересованных в любых сведениях относительно судьбы Эдит; то были Джон и Изабелла Болейн. На следующий день после разговора с Питером Боуном я, в сопровождении Николаса, отправился к ним в тюрьму. По дороге, ставшей нам хорошо знакомой, мы спустились с холма, миновав руины сторожевой башни, вошли в городские ворота и по булыжной мостовой, с которой уже исчезли следы крови, двинулись в сторону замка. Прохожих на улицах Нориджа было не много: зажиточные люди имели удрученный и обеспокоенный вид; бедняки, напротив, держались уверенно и даже гордо. На городских стенах несли караул солдаты армии Кетта.

Во внутреннем дворе Нориджского замка было не так оживленно, как в прошлый раз; впрочем, стоило войти, как в ноздри нам ударила нестерпимая вонь, говорившая о том, что тюрьма полна под завязку. Камера Джона Болейна, просторная, светлая, хорошо обставленная и согретая присутствием Изабеллы, казалась уютным островком в этом мире тоски и уныния. Супруги, судя по всему, были довольны и счастливы. Передавая им рассказ Питера Боуна, я внимательно наблюдал за обоими; изумление, отразившееся на их лицах, показалось мне вполне искренним.

– Эдит даже в голову не пришло сообщить мне, что она жива и здорова, – с горечью проронил Болейн, выслушав меня.

– Возможно, она считала, что своим молчанием дает тебе право жениться вновь, – мягко возразила Изабелла.

– Сразу видно, что ты не знала ее, любовь моя. Да упокоит Господь ее душу, но единственным человеком, о котором беспокоилась Эдит, была она сама.

– Хотите оставить кольцо у себя, Джон? – спросил я.

В ответ он лишь яростно замотал головой.

– Есть у вас какие-нибудь известия о Чаури? – спросил Николас.

Изабелла бросила на меня предостерегающий взгляд; по равнодушному выражению лица Болейна я понял, что ему ничего не известно о посягательствах управляющего на его жену. Вероятно, Изабелла решила, что бедняге и без того хватает проблем.

– Нет, пока никаких известий, – сообщил Джон. – Так ведь и времени с его отъезда прошло совсем немного. Думаю, вскоре Дэниел нам напишет. Господи Исусе, страшно представить, какая разруха царит сейчас в Бриквелле.

Выпив с супругами по стакану вина, мы с Ником простились с ними и направились в обратный путь. Когда мы поравнялись с собором, на другой стороне улицы я увидел знакомую пару – Гэвина Рейнольдса и его супругу Джейн. Он шел медленно, тяжело опираясь на палку; она держала его под локоть, на руках старухи, как всегда, белели повязки. Меня охватило замешательство; вне всякого сомнения, родители Эдит более всех прочих людей на свете имели право узнать, где их дочь провела последние девять лет жизни.

– Ну их к черту, – буркнул Николас, проследив направление моего взгляда.

– Но я должен сообщить этой бедной женщине, что сталось с ее дочерью.

– Тогда попытайтесь застать ее наедине, без этого старого хрыча.

– Если мне однажды удалось это сделать, сие отнюдь не означает, что подобное везение повторится.

Тут какой-то мальчишка-подросток, в потрепанных старых штанах и куртке, подскочив к Рейнольдсам, завопил что есть мочи:

– Старый вонючий хорек, твое место в тюрьме!

В следующее мгновение он спустил штаны и продемонстрировал старику свою задницу. Рейнольдс, заорав: «Ах ты гнида!» – поднял палку, намереваясь огреть обидчика по голове. Но проворный парнишка успел отскочить, а Гэвин, потеряв равновесие, выронил палку и упал на булыжную мостовую. Сорванец так и зашелся от хохота; солдаты, стоявшие в карауле у ворот собора, засмеялись тоже. Рейнольдс, багровый от бешенства, тщетно пытался подняться на ноги.

– Помоги же мне, старая корова! – крикнул он жене.

В тот момент, когда мальчишка обнажил задницу, старуха сделала то, чего никогда не делала прежде, – улыбнулась. Сейчас она виновато взглянула на своего разъяренного супруга:

– Не могу, Гэвин. Ты же знаешь, мои руки…

Испустив тяжкий вздох, я пересек улицу. Николас последовал за мной. Рейнольдс не сразу узнал нас и, когда мы подняли его на ноги и вручили палку, вежливо произнес:

– Благодарю вас.

Однако в следующий миг едва не задохнулся от негодования.

– Опять вы! – рявкнул он. – Мне не нужна ваша помощь! И тогда, на рыночной площади, я тоже в ней не нуждался! Зачем вы меня преследуете, канальи?

Старик замахнулся и ударил меня по плечу. Николас вырвал у него палку.

– Вижу, сэр, вы не слишком хорошо воспитаны, – процедил он.

– Отдай палку, рыжая шельма! – верещал Рейнольдс. – Ты и твой покровитель-горбун, вы оба – изменники и предатели! Вы знаете, где я только что был? В ратуше! Навещал своего знакомого, честного человека, поставщика шерсти, которого бросили в тюрьму! В сырую вонючую камеру! И теперь он не может выполнить свои обязательства по контракту. Из-за этих грязных псов, проклятых бунтовщиков, город вот-вот провалится в тартарары! Как могли вы, джентльмены, связаться с этим паскудным сбродом?! Но ничего, скоро вы получите по заслугам! Я еще увижу, как ты, горбун, будешь болтаться на виселице в компании с… – Приступ лающего кашля не дал ему завершить тираду.

Целая толпа зрителей, успевшая собраться за это время, довольно хихикала. Джейн Рейнольдс, прислонившись к стене ближайшего дома, с ужасом смотрела на своего супруга. Я сделал Николасу знак вернуть старику палку. Наконец пожилая чета поплелась прочь; глядя им вслед, я сожалел, что не имею возможности встретиться с Джейн наедине. Наверняка весть о том, что ее покойная дочь счастливо провела последние девять лет своей жизни, послужила бы для бедной матери большим утешением.

В те дни в середине августа гонцы доставляли в церковь Святого Михаила преимущественно дурные новости. Небольшие повстанческие лагеря, возникшие на юго-востоке, уничтожались один за другим; угрозы применить силу и обещания простить всех, за исключением главарей, ныне подкреплялись денежными посулами. Повстанцам из Саффолка было обещано шестьдесят семь фунтов, мятежникам из Кентербери – более ста. Все это были крупные суммы, однако они не шли ни в какое сравнение с той, что Саутвелл передал Кетту, – 500 фунтов. Впрочем, по численности обитателей Маусхолд значительно превосходил все прочие лагеря. Из западных графств доходили известия о повсеместных поражениях повстанцев. Семнадцатого августа провалилась попытка захватить Грейт-Ярмут: отряд, посланный из Маусхолдского лагеря, был разгромлен, тридцать бунтовщиков и шесть пушек захвачены в плен. После сокрушительного поражения повстанцев в Ярмуте многие бедные жители этого города, некоторые вместе с семьями, устремились на Маусхолдский холм и вкупе с беженцами из Саффолка и Эссекса обосновались в нашем лагере.