Волчья сотня - Наталья Александрова

В сентябре 1919 года армия Махно была прижата деникинцами кПетлюре[7] и окружена. Через два дня после жестоких боев,полностью уничтожив два офицерских полка, Махно вырвался из окружения. Послеэтого прорыва махновцы совершают стремительный и победоносный марш поЛевобережной Украине. Они с ходу берут Александровск, затем Екатеринослав.

Махновцы уклоняются от прямых столкновений с Добрармией, норазрушают деникинские тылы, перерезают железные дороги, мешают снабжению армии,захватывая склады и обозы.

Рейды Махно по тылам Деникина начиная с сентября 1919 годаспутали все карты последнего. Это был небывалый, не имевший примера в историиразгром тыла. На сотни верст с большим трудом налаженная административная жизньв городах и отчасти в селах была окончательно сметена. Уничтожены и сожженыогромные склады снаряжения и продовольствия для армии, нарушены пути сообщения.

Опустошения тылов и нарушение коммуникаций роковым образомповлияли на боеспособность деникинских войск.

Осень в девятнадцатом году выдалась ранняя и холодная. Поутрам подмораживало, утренники сковывали грязь, и лошади легко ступали потвердой, сочно хрустящей корочке льда. Облака стремительно неслись на север, имдо Москвы было совсем близко. Отряд же генерала Говоркова шел на юг, и в этомбыла какая-то унизительная неправильность – как будто Говорков отступал.

Остались позади окраины Ценска, уютные мещанские домики сяркими ставнями, палисадники с георгинами и поздними астрами. Редкие желтеющиерощи разбегались по холмам, впереди расстилались бескрайние степи.

Отряд Говоркова выглядел необыкновенно живописно: проходилиэскадроны регулярной кавалерии в красивой довоенной форме – драгуны, гусары;всадники слегка подскакивали на рыси, покачивались пики с яркими значками,каждый эскадрон отличался своими цветами.

Ровной рысью шли казачьи сотни – пригнувшиеся к лошадинойхолке казаки казались сросшимися со своими конями, какими-то кентаврами. Онисами готовили свое обмундирование, поэтому все были одеты немного по-разному.Шли сотни кубанцев в папахах с красным верхом, и эти красные вставки были самыхразных оттенков, от малинового до бордового и ярко-алого. Это было удивительнокрасиво.

Борис Ордынцев задержался на краю холма, привстал встременах и оглядел раскинувшуюся перед ним картину.

«Наверное, это последняя такая война на земле, – думалон. – Потом будут воевать машины, аэропланы. Вот и сейчас уже в Добрармиипоявились английские танки, французские самолеты, а здесь идет конница, как приАустерлице, как в Бородинском сражении… Да что там, как при Чингисхане иБатые…»

Проскакала казачья сотня из корпуса генерала Шкуро. Впапахах из волчьего меха терские казаки Шкуро казались особенно свирепыми,настоящими дикарями. Впереди сотни знаменосец нес на пике волчью шкуру –отличительный знак шкуровцев. Джигиты, «волчья сотня»… Один из казаков бросилповодья, вскочил ногами на седло и, стоя на скачущей лошади, начал отплясыватьлезгинку.

– Что, господин поручик, нравится? – раздалсянеожиданно голос, заставив Бориса вздрогнуть.

Он обернулся. Рядом с ним верхом на игреневом жеребце Ахиллеостановился полковник Азаров, командир прикрепленного к отряду Говорковаартиллерийского дивизиона. С некоторых пор полковник стал относиться к Борисупо-дружески – очевидно, поверил, что тот ему не опасен в сложном деле покоренияСофьи Павловны. А скорее всего здесь, в походе, далекими казались все штатскиезаботы.

– Удивительно, что Шкуро дал нам своих казаков. Ониочень ему преданы, и он никогда не разделяет свой корпус.

– Да, – кивнул Борис, – иногда кажется, чтоэто не армейская часть, а партизанский отряд… вроде армии Махно, против котороймы сейчас выступаем. Казаки даже называют своего командира не генералом, абатькой…

– Хороший у вас конь, Борис Андреевич, –одобрительно оглядел Азаров Ваську, – острижен только неудачно.

– Да-да, – усмехнулся Борис, – есть такойгрех. А в остальном очень хорош.

Местность перед отрядом пошла холмистая, чередовалисьневысокие возвышенности и ложбины. Генерал Говорков, используя особенностирельефа, выслал вперед по флангам колонны два казачьих разъезда. Казакиосторожно поднимались на следующий холм и, убедившись, что впереди не виднопротивника, подавали знак. Тогда весь отряд: кавалерия, батарея, обозы –поднимался следом на холм, переваливал его и спускался в следующую ложбину, дожидаясьнового сигнала казаков. Так Говорков обезопасил свой корпус от неожиданногопоявления противника и одновременно пытался сделать появление корпусавнезапным.

Переваливая холм за холмом, говорковцы продвигались вперед.Степь была безлюдной, такой, какой она была, должно быть, в незапамятныевремена, до татарского нашествия, а возможно, и до Рождества Христова.

Часы шли за часами. Ровный шаг коня убаюкивал Бориса. Емуначали уже мерещиться картины из довоенного прошлого, словно он видел короткиесны наяву. С благодарностью он вспомнил Саенко и его уроки верховой езды:благодаря усвоенной им удобной казацкой посадке Борис почти не уставал, ноги незатекали. Только монотонность осенней степи утомляла зрение.

Поднявшись на очередной холм, казаки охранения придержалилошадей и подали знак: в ложбине перед ними кто-то был.

Говорков с десятком всадников выехал вперед отряда, поднялсяна холм к казакам, оценил ситуацию и дал несколько коротких распоряжений.«Волчья сотня» поскакала в обход холмов, разделившись на две полусотни, охвативложбину кольцом. Борис, отъехав от батареи, осторожно поднялся на холм ивыглянул через его гребень, стараясь не обнаружить себя. Внизу, в ложбине,десятка два вооруженных людей совершенно разбойничьего вида сидели вокругкостра, на котором жарилась целая баранья туша. Рядом паслись их стреноженныелошади. Борис удивился беспечности этих людей: они не выставили часовых исидели у костра совершенно спокойно, как будто им нечего было опасаться.

Внезапно из-за края холма с дикими криками вырвались казаки«волчьей сотни». Люди у костра явно были захвачены врасплох. Свирепый видказаков, их устрашающие крики и сама внезапность их появления полностьюдеморализовали махновцев. Кто-то бросился к лошадям, кто-то схватился заоружие, но большинство просто пустилось наутек.

Борис чуть тронул поводья, и Васька поднялся на самыйгребень холма – теперь уже не было нужды прятаться, а видно отсюда было лучше.Он сам удивился тому жадному любопытству, с каким наблюдал за разворачивающейсявнизу драмой. Он даже приподнялся в стременах и вглядывался в происходящее,боясь упустить какую-то деталь. Должно быть, с таким же жадным любопытствомдревние римляне – и среди них философы, поэты, ученые – наблюдали за кровавойдрамой гладиаторских боев.