Волчья сотня - Наталья Александрова

Казаки, не встретившие серьезного сопротивления, были какбудто разочарованы этим и теперь играли с убегающими махновцами, как кот смышью: дав немного отбежать, они посылали своего коня ударом нагайки наперерезвыбранной жертве. Теперь уже удар нагайки доставался беглецу, и он, как заяц,бросаясь из стороны в сторону, пытался увернуться от беспощадногопреследователя.

Наконец, утомившись жестокой игрой, казаки один за другимначали ставить в ней точку, меняя нагайку на шашку. Один за другим махновцыпадали под страшными ударами. Несколько беглецов не разделили этой судьбы:Говорков приказал казакам привести несколько пленных «языков», чтобыподвергнуть их допросу, и вот пятерых махновцев казаки не зарубили, а оглушиврукоятью нагайки, положили, как баранов, поперек седла.

Борис заметил, что в дальнем краю ложбины характер событийизменился. Несколько человек, осознав, что убежать от казаков не удастся и чтовсе они будут зарублены поодиночке, решились оказать сопротивление. Встав вкруг, они начали отстреливаться. С десяток казаков, окружив яростносопротивляющуюся кучку людей, помчались вокруг них бешеной каруселью, не даваямахновцам прицелиться. Гарцуя на конях, они понемногу сжимали свой смертельныйкруг. Один или два выстрела все же достигли цели. Казак покачнулся в седле ипокинул круг товарищей, под другим упала убитая лошадь. Но остальные необращали на это внимания, и скачка становилась все бешенее…

Наконец круг конных стал так тесен, что шашкой можно былодостать последнего из отчаянно сопротивлявшихся махновцев. И вот все онипопадали в траву, как падают под ударами серпа срезанные колосья.

Борис опомнился. Ему стало стыдно того, как наблюдал он зачужой смертью. Он поспешно спустился с холма, возвращаясь к своей батарее. Приэтом думал, что одно только его оправдывает: возможно, самого его ждет близкаясмерть от вражеской пули, от махновской сабли или от случайной шрапнели…

Борис не был по-настоящему верующим человеком, но тут, вэтот холодный и ясный осенний день, он обратился к некоей высшей силе, в чьихруках была его жизнь и смерть, а также жизнь и смерть всех его товарищей побатарее и по походу и жизнь и смерть всех сражающихся, убивающих и умирающих вэтой бескрайней степи: «Кто бы Ты ни был, как бы ни звали Тебя – Бог, Судьбаили Случай, – я предлагаю тебе договор. Я не убью ни одного человека иначекак защищаясь, спасая свою жизнь, не убью ни одного человека так, как убивалисейчас казаки – в азарте преследования, в опьянении ненавистью, – не убьютак, как охотник убивает дичь… А ты сохранишь меня от случайной, бессмысленной,жалкой смерти в этом походе…»

Внезапный порыв ветра пробежал по степи, пригнув порыжелыеосенние травы, растрепав конские гривы, взметнув знамена полков и яркие значкиэскадронов. И Борис Ордынцев принял этот порыв ветра как ответ на своюбеззвучную молитву, как скрепление своего договора с Судьбой.

Петр Алымов встретил его понимающей усмешкой, но ничего несказал. Тем временем из-за холма вернулась «волчья сотня». Казаки сбросили натраву перед генералом пленных махновцев. Трое их них поднялись на ноги, двоеостались лежать, никак не очухавшись после перенесенных ударов. ГенералГоворков спешился и подошел к ним.

– Здорово, бандиты! – зычным голосом приветствовалон пленных.

– Мы не бандиты, – громко и зло ответил рослыйбородатый махновец, гордо выпрямившись и прямо глядя в глаза генералу, –мы бойцы отдельной бригады комбрига батьки Махно!

– Ишь, какой гусь! – с насмешливо-уважительнойинтонацией проговорил Говорков. – А ты небось комиссар?

– Мы комиссаров не признаем, – ответил бородатый, –мы – революционные анархисты!

– Анархисты – это что же, которые в антихриставеруют? – Говорков явно валял ваньку, хотел вывести из себя решительногомахновца.

– Ни в Христа, ни в антихриста мы не веруем, –по-прежнему громко и зло отвечал пленный, – а воюем мы с вами, сволочами,за крестьянскую волю без господ да без начальников…

– Ну, большевики-то вам волю устроят, небо с овчинкупокажется, – насмешливо парировал Говорков.

– Мы сами большевикам что хочешь покажем, если пойдутони против крестьянской воли!

– Ну-ну, там видно будет. Гляжу, братец, больно тыречист. Наверняка комиссар. – Говорков подозвал командира «волчьей сотни»худого одноглазого есаула Негоду и приказал: – Есаул, вы умеете с этой сволочьюразговаривать. Узнайте, где их основные силы. Не миндальничайте с ними.Впрочем, этому вас учить не надо.

Есаул, необычайно высокий, с ястребиным смуглым лицом,пересеченным пиратской черной повязкой, шагнул к разговорчивому махновцу истрашным сиплым голосом проговорил:

– Ты, антихрист революционный, что вы здесь делали,куда направлялись и где сейчас основные силы вашего батьки-комбрига?

Махновец, до того державшийся вызывающе, принял вид ещеболее гордый и заносчивый и чуть не выкрикнул:

– Ничего от нас, сволочи, не добьетесь! Революционныеанархисты своих не выдают! А основные силы батьки нашего повсюду, в каждоймужицкой избе, в каждой деревне, в каждой станице! Вся степь – батьки нашегосила, и вы с той силой вскорости встретитесь! Тогда не будет вам, собаки, отнас пощады!

Генерал Говорков, казалось, с удовольствием слушал пленного.На лице у него снова появилась ироническая улыбка. Он кивнул, словно соглашаясьс махновцем, и резюмировал:

– Нет, каков Цицерон! Определенно, комиссар.

Есаул Негода знаком подозвал к себе пожилого рослоготерского казака в волчьей папахе. Когда тот спешился и подошел к есаулу, Негодачто-то приказал ему вполголоса, а затем повернулся к адъютанту Говоркова,молодому драгунскому поручику Стаховичу, и сказал:

– Вы обратили внимание, господин поручик, что вкавалерийской рубке очень часто случается видеть хороший удар, но никогда почтине видишь отрубленной головы?

Стахович удивленно посмотрел на Негоду. Слова его показалисьпоручику более чем странными и несколько даже шокировали его. Есаул же, будтоне замечая удивления адъютанта, продолжал:

– Дело в том, что отрубить голову человеку можно тольков определенном положении. Для этого нужно обязательно быть с ним на одномуровне. Отрубить голову пешему конный не может, удар придется косо, сверху внизи в лучшем случае рассечет ему череп. Вот какое нужно для такого удараположение. – И Негода рукой указал на разговорчивого махновца.

В это время пожилой казак зашел пленному за спину и,совершенно неожиданно выхватив из ножен свою тяжелую шашку, нанес по шеемахновца страшный и молниеносный удар.

Голова анархиста слетела с плеч и, как мяч, покатилась потраве. Открывшееся на месте удара красное отверстие выплюнуло кверху невысокийфонтан темной крови и тут же сжалось, как детский кулачок, из красного сделавшисьпочти черным. Обезглавленное тело еще несколько бесконечных секунд простояло изатем грохнулось оземь, обдав Негоду и Стаховича темно-красными брызгами.