Красавица и чудовище - Оливия Дрейк

Как много он слышал?

Пройдя вперед, герцог забрал сосуд у замолчавшего Банбери-Дэвиса. Выражение лица у того было крайне недовольным.

Эйлуин повертел контейнер в руках.

– Канопа использовалась в процессе бальзамирования для хранения внутренних органов мумии. В этой, судя по крышке, когда-то хранилась чья-то печень. Уверен, что мисс Джонс это прекрасно известно.

Он прикрывал ее. Защищал от нападок Банбери-Дэвиса. Почему? Его забота разбудила в ней теплое чувство, которое Белла тут же подавила. Похоже, Эйлуин хочет оставить только за собой право критиковать ее.

Их глаза встретились, но она не смогла прочитать в его взгляде ничего, кроме суровости. Белла спросила себя, не пришел ли он сюда для того, чтобы потолковать с ней об оскорблении его кузенов? А сам нарвался на еще одну ссору… О, ее дурацкий характер!

Эйлуин подал ей алебастровую канопу, при этом их пальцы соприкоснулись, и по ее коже пробежали мурашки.

– Да, ваша светлость, – пробормотала Белла. – Мне и правда известно о предназначении этого сосуда. Не правда ли, странно, что самые прекрасные артефакты могли использоваться для ужасных целей?

Банбери-Дэвис снова хмыкнул.

– Держу пари на мой последний фартинг, что она не знала этого, пока вы не рассказали ей, Майлз, – заявил он. – Могу я заметить, что с вашей стороны в высшей степени неблагоразумно позволить неопытной женщине прикасаться к этим редким предметам. Без сомнения, она не достойна доверия – так же, как его не был достоин ее отец… – Его голос затих.

Эйлуин заставил его замолчать ледяным взглядом.

Это же «герцогский» взгляд, поняла Белла, подавляя в себе неожиданную вспышку веселья. А она-то считала, что он использует его только с нею. Выходит, она – не единственный объект его высокомерного недовольства.

– Пойдемте со мной, – приказал Эйлуин ученому. – Немедленно. – И, развернувшись, он направился к двери.

Сжимая канопу, Белла смотрела, как Банбери-Дэвис затрусил за герцогом. Этому раздражавшему ее человеку придется выслушать выговор герцога, и она почти жалела его. По крайней мере, до тех пор, пока он не оглянулся и не бросил на нее последний возмущенный взгляд.

По ее спине пробежал холодок. Этот взгляд нельзя было истолковать неправильно. Уильям Банбери-Дэвис презирал ее так же, как презирал ее отца. Белла не сомневалась: он сделает все, что в его власти, чтобы уговорить Эйлуина избавиться от ее присутствия в доме.

* * *

Майлз направился в свой кабинет в западном крыле. В любой другой день эта просторная комната служила ему убежищем, спокойным местом, где он мог сосредоточиться на своей работе. Убранство комнаты осталось таким же, каким было во времена его отца: потертые стулья с кожаной обивкой, каминная полка из зеленого мрамора и темно-золотые портьеры, раздвинутые, чтобы открывался вид на сад. На книжных стеллажах от пола до потолка было выставлено великое множество египетских вещиц – от анков[3] до фигурок кошек и богинь. Другая дверь вела в кладовую без окон, где в высоких дубовых шкафах хранилась его личная коллекция папирусов в отдельных ящиках, защищенных от вредоносного солнечного света до тех пор, пока ему не понадобится заняться ими.

Эйлуин подошел к столу, до такой степени заваленному бумагами, что они скрывали полированную столешницу из красного дерева. Всего несколько мгновений назад он за ним работал, когда Пинкертон пришел сообщить ему, что на Беллу напал еще один посетитель. Майлз все еще чувствовал ярость, которая и заставила его вскочить на ноги. И не потому, что он беспокоился за Беллу. Похоже, она была в высшей степени способной позаботиться о себе.

Нет, просто ему чертовски надоели люди, вмешивавшиеся в его дела. Сначала это были Оскар с Хелен, которые ворвались в его кабинет, чтобы сообщить, что проживание незамужней женщины, особенно выросшей среди дикарей, под крышей его дома неприлично. Его сильно развеселило проклятие Беллы – это явно была умная выдумка, – а потом он выгнал прочь недовольную пару.

Однако на этот раз ситуация была более серьезной. Уильям Банбери-Дэвис был уважаемым коллегой, а не легкомысленным светским повесой.

Подойдя следом за ним к письменному столу, Уильям Банбери-Дэвис обвел взором бумаги и спросил чрезмерно сердечным тоном:

– Как продвигается работа над вашим словарем иероглифов?

– Не беспокойтесь, – отозвался Майлз. – Садитесь!

Мужчина бросил на него настороженный взгляд, а затем пристроил свою тушу на один из стульев, стоявших перед столом. Майлз присел на край стола. Он специально постарался оказаться выше – это давало ему некое преимущество. Такая позиция была тонким намеком на его власть над человеком, который когда-то утверждал свою власть над ним. Но Майлз больше не одинокий, напуганный ребенок, нуждавшийся в опекуне.

Герцог пристально посмотрел на Банбери-Дэвиса.

– Я позволил вам приходить в Эйлуин-Хаус и осматривать мои артефакты, если это необходимо вам для работы. Но я отменю это разрешение, если вы еще хоть раз посмеете вести себя так, как только что вели.

Грубое лицо мужчины побагровело.

– Но… Она дочь сэра Сеймура! Вы забыли, что он вас предал? Господи, что заставило вас нанять ее?

Майлз не стал говорить о вопросах, касающихся смерти его отца, которые по-прежнему не давали ему покоя. Своими сомнениями он не делился ни с кем: ни с Банбери-Дэвисом, ни даже с Хасани. И Майлз до сих пор не знал, сможет ли Белла дать ему ответы на эти вопросы. Но она была жизненно важной связью между ним и человеком, который лучше всех знал его отца, – сэром Сеймуром, сбежавшим из Египта со своей семьей, даже не попрощавшись.

– Ей была нужна работа, – холодно произнес Майлз. – И я помог ей. Больше в этом ничего нет.

– Я не понимаю, почему она вообще пришла сюда! Это крайне подозрительно.

– Да неужели? Она бо́льшую часть жизни провела за границей, поэтому в Англии у нее совсем мало знакомых. Вполне логично, что она стала искать работу у людей, которые когда-то знали ее отца.

Короткие пальцы Банбери-Дэвиса крепко сжали подлокотники стула.

– Тем не менее это я помог вам привезти артефакты в Англию много лет назад. Я знаю о них больше, чем кто-либо, чем вы сами. Если вам нужна была помощь, вы должны были обратиться ко мне. А не к этой… этой… посторонней гостье!

Майлз сдержал мрачный смешок. Не было ничего удивительного в том, что в основе негодования этого человека лежала ревность. Уильям Банбери-Дэвис всегда демонстрировал собственническое отношение к египетским артефактам. Он считал, что имеет на них полное право.

Банбери-Дэвис появился в жизни Майлза, как только его отца убили, а сэр Сеймур исчез в ночи. В тринадцать лет Майлз отчаянно нуждался в наставлениях и советах, и он был готов платить за них. Банбери-Дэвис как раз в то время путешествовал по Египту, и когда он приехал выразить соболезнования, Майлз убедил его курировать переговоры с местными властями о покупке древностей.