Брабантский мастер Иероним Босх - Дмитрий Николаевич Овсянников

тех пор, пока не узнает о своем нежданном госте лишнего. Оставалось только держаться учтиво и спокойно, помня о том, что сказала Адель, приглашая к ужину. Но как же трудно было оставаться невозмутимым, видя Белую даму в руках другого! Пожалуй, даже будь этот другой благородным и прекрасным рыцарем, он и тогда показался бы Йеруну злом во плоти. Позже юноша начал догадываться, что сказки о чудовищных ограх и их добрых женах, которые привечают забредших на огонек людей и не дают своих гостей в обиду людоедам-мужьям, не совсем выдумки.

– Обрати внимание, Йохим. – Хозяйка указала мужу на роспись. – У нас стало наряднее. Работал мастер Йерун ван Акен.

Хозяин уставился на стену. Пошарил по ней взглядом круглых, навыкате, глаз. Наконец заметил и разглядел перемену. Затем повел взглядом по сторонам. Коротко кивнул в сторону Йеруна и буркнул:

– Красиво!

Чуть позже, снова посмотрев на роспись, заметил в углу возле шкафа сову.

– А это чтобы крыс пугать? – осклабился он.

– У нас нет крыс, ты же знаешь! – ворчливым тоном ответила Адель.

– И уже не будет! – расхохотался огр. – Сова-то в доме есть! Я уж подумывал прибить к дверям чучело, а тут ее нарисовали! Да так, что тратиться на чучельника не надо!

При его словах Адель поморщилась, Йеруну сделалось совсем скверно. Ученик художника любил сов и не одобрял известное многим поверье, по которому ночные птицы считались символом дьявольских козней. Те, кто верил в подобное, ловили сипух и охотно приколачивали их чучела к дверям амбаров, полагая, что этим отпугивают от своего хозяйства нечистую силу. С полгода назад исчезла и любимица Йеруна, сова Минерва – кто знает, не пошла ли ее пернатая шкурка на подобный оберег.

За ужином Йерун старался глядеть только в тарелку. Получалось плохо – каждый, даже ненароком поднятый, взгляд попадал то на тихую Адель, сидевшую на одном конце стола (либо деловито хлопотавшую рядом), то на ван Каллена, горой возвышавшегося напротив супруги. За столом ван Каллен вовсе не походил на огра – не отрыгивал, не чавкал, не ронял куски еды изо рта, не вычесывал вшей из волос и не казнил их тут же на краю тарелки. Он держался весело, громогласно рассказывал о своих удачных сделках, грубовато подшучивал над домашними, раскатисто хохотал, но Йеруна коробило от каждого слова хозяина, ему не терпелось уйти. А еще лучше – провалиться сквозь землю, лишь бы не думать о том, что к ночи этот огр поведет Адель наверх, а он, влюбленный в Белую даму, не сможет помешать этому.

Прощаясь, Йерун поклонился Адели и снова уловил ее взгляд, описать который не взялся бы и много лет спустя. Это был взгляд обреченной любви.

По пути домой Йерун едва замечал, куда ставит ноги. Его как будто поместили в круглую стеклянную колбу, заставив перепутать верх с низом, левую сторону с правой. Юноша шел, покачиваясь на ходу, несколько раз задел плечом стены домов и даже встречных прохожих. Кто-то обругал его пьянью – он и ухом не повел. Юношу трясло и знобило. У него начался жар.

В ту же ночь Йерун слег с лихорадкой. Досталось и другим домочадцам – средний брат Ян, сестренка Берта и, внезапно, служанка Лизхен – дородная, неунывающая немка, заболели в несколько дней. Йерун слег раньше всех, а выздоровел позже всех, он пролежал не меньше трех недель. Хуже жара и озноба донимали его жуткие, поистине кошмарные видения, осаждавшие больного во сне и наяву.

Казалось, его воображение, почувствовав, что хозяин ослаблен, вырвалось наружу, заполонило комнату и зажило своей собственной жизнью. Бесы и ведьмы, демоны и альрауны, неописуемо уродливые чудища сейчас не казались забавными. Они были ужасны и совершенно неистребимы. Твари роились подобно мошкаре перед дождем, множились, вылезали из самых неожиданных мест, скрежетали зубами, выли и мяукали. Химеры заводили нескончаемые хороводы, вовлекая в них голых девиц с распущенными волосами; химеры дули в дудки и волынки, колотили в барабаны – особенно тогда, когда измученному Йеруну хотелось заснуть. Извиваясь чешуйчатыми телами, они карабкались на одеяло больного. Иногда твари начинали изображать сцены из человеческой жизни: торговать – отчего-то только рыбой, печь оладьи – те, поджарившись, оборачивались жабами и скакали в разные стороны, плавать на лодках и кататься на коньках, рисовать на стенах домов какие-то невообразимые каракули.

В финале бесовского действа Йерун увидел ван Каллена. Огр летел по небу куда-то вдаль, оседлав соленую селедку и погоняя удочкой. За его спиной на рыбьем хребте сидела Адель, и подол ее платья цвета зари развевался на ветру. Лицо Белой дамы скрывала вуаль, но Йерун был уверен – его возлюбленная плачет.

И страшнее всего было то, что он, Йерун, ничем не мог помочь ей…

Разговор с отцом

Когда Йерун наконец пошел на поправку и окреп настолько, что смог ходить дольше, чем лежать в постели, мастер Антоний пригласил его прогуляться. Отец сказал, что хочет поговорить с ним наедине.

– Плохо дело, Йерун. – Отец говорил спокойно и негромко, стараясь не создавать шума.

Йерун понимал, что разговор будет не из простых. Настолько, что отец не пожелал говорить ни дома, ни во дворе, ни в мастерской, которую он считал, пожалуй, своим любимым местом во всем городе. Не подошла мастеру Антонию ни шумная рыночная площадь, где среди сотен занятых своими делами людей скрыться вдвоем казалось несложной задачей, ни одна из набережных. Отец и сын выбрались аж за городскую стену, где некому было увидеть или подслушать их беседу даже случайно.

– И у полей есть глаза, и у леса есть уши, – проговорил мастер Антоний перед началом разговора. – У города же всего этого без счета, а нам с тобой сейчас это ох как некстати! Даже внутри собственного дома.

Они только что оставили за спиной мост, ведущий от городских ворот, и теперь неспешно шагали вдоль рва. Если и были поблизости человеческие глаза и уши, то это были только глаза и уши Йеруна и его отца.

– Я знаю все, – проговорил он. – Пока ты болел, ко мне приходила Бригитта, служанка госпожи ван Каллен.

Йерун открыл было рот, но отец остановил его жестом руки и продолжил:

– Не осуждай ее! Она пришла не жаловаться и не разносить сплетни. Просто принесла деньги за твою работу. Она ни слова не сказала о своей госпоже и тебе.

– Но откуда ты… – Юноша подобрался, как сжатая пружина.

– Знаю? Догадаться нетрудно, достаточно внимательно смотреть и слушать. Ты же звал ее. Выкрикивал имя Адели