Жизня. Рассказы о минувших летах - Константин Иванович Комаров

своим другом из соседней деревни Осиновки (к сожалению, не знаю его имени) они оказались в Дорогобуже. На забитой составами станции выгружался воинский эшелон. Оголодавшие ребята подошли попросить какой-нибудь еды. Молодой лейтенантик высокомерно ответил:

— Чего вы тут побираетесь? Вот Горький по Руси ходил и нигде не просил!

— Не просил? Значит воровал!

(Между прочим, один случай такого воровства описан в его рассказе «Проходимец».) Но тут подошел военный постарше и резко осадил «моралиста»: «Дурак ты! Не видишь — у ребят в чем душа?» Хлебом ребят он снабдил и приказал: «Уходите отсюда подальше от станции и от самого города немедленно. Видите, вся станция переполнена составами с людьми и техникой. С минуты на минуту сюда должны налететь немецкие бомбардировщики». Толя говорил: «Далеко отойти мы не успели, а над станцией уже кружили пикировщики, и вся станционная территория пылала в огне бомбового удара». Дальнейшее путешествие беглецов к дому на поездах различного назначения описано и в литературе о войне, и представлено в кино. Свой родной Ряжск они чуть не проспали в каком-то товарном вагоне. Выглянули:

— Да это же наш Ряжск!

— Да вроде нет, что ты.

— Да Ряжск! Соскакиваем!

Хорошо еще все это происходило летом. По-настоящему Толя был призван в армию уже в 1942 г. в возрасте 18 лет.

Война сразу и на все наложила свою лапу. Вместо спичек появились кресала. Трудяга ударял кресалом о кремень с приговором: «Сталин, Сталин. Дай огня!» Курящие страдали без махорки — в тех местах на востоке не сажали табак, как это было принято в западных областях. Но уже в 1942 г. откуда-то появился посадочный материал, и к осени у нас этого добра было вволю. Резко проявилась недостача в разного рода одежде и обуви. Что-то выменивалось на продукты. Но у кого в наших краях можно было найти что-то на обмен? Я помню только одни туфли, выменянные у солдата из соседней воинской части. Вместо рубах летом с успехом носились рубашки от солдатского нижнего белья. Верхней одеждой для всех нас служил ватник, телогрейка — наследие Первой мировой войны. Оно хоть и ватник, но морозец под 40° и ниже заметно пощипывал спину при малейшем застое. Шарфов не полагалось. По какой-то оказии мать как передового председателя сельсовета премировали разрешением купить женское пальто и шапку-ушанку. Пальтецо с небольшим воротничком для зимней поездки в район было хлипковато, но под тулупом годилось, а шапка досталась мне.

По соседству между Скобельцино и Украинкой располагалась воинская часть — отдельный пулеметно-артиллерийский батальон и саперный батальон. Первый предназначался для обороны участка при впадении р. Буреи в р. Амур, второй строил укрепления и казармы для первого. Были построены три солидных ДОТа с пушечно-пулеметным вооружением и автономным дизельным электрогенератором, капитальная постройка с казармой, столовой и клубом, две срубных постройки на два подъезда для начсостава и несколько казарменных строений, больше похожих на времянки, обмазанные чуть ли не глиной. После в окрестностях, в том числе вокруг Украинки, понатыкали порядочное количество пулеметных точек из железобетонных блоков, по качеству довольно невзрачных. Впоследствии все они постепенно и как-то незаметно были частично разобраны и заброшены. На месте военного городка обосновался поселок Северный, куда переместился колхозный или муниципальный центр из Украинки. «Вновь я посетил тот уголок земли» в 2000 г. Украинка имела все признаки вымирающей деревни, но Северный еще теплился.

С этой воинской частью и нашим колхозом существовала некоторая связь. Приезжала группа солдатской самодеятельности с постановками разных интермедий, на наш взгляд, очень не плохих. Непостижимым образом на службе здесь оказались наши деревенские — Ванька Пимкин и Колька Бобров Ухач. Колька был связистом, и они во главе со своим взводным иногда выходили «на линию» для проверки связи, вероятно, мнимую. Важно было хотя бы на время вырваться из казармы и подкормиться в это голодное время. На ночлег они всегда останавливались у нас. Ваньку постоянно отпускали в уборочную работать в колхозе комбайнером. Пожилой солдат отпускался учить мою мать ухаживать за пчелами. Ей пришлось принять под опеку осиротевшую пасеку. После войны под ее присмотром у дома было поставлено два улья, дававших до 80-90 кг меда на улей. С маршевыми командами на войну убывали кадровые солдаты. На замену прибывало неполноценное пополнение, в основном из азербайджанцев, плохо или совсем не говоривших по-русски. Особенно тяжело пришлось им в зиму 1942 г. Непривычные к холоду дальневосточных морозов они мерзли, как мухи. В этот год солдат обули в массивные английские ботинки с толстой подошвой и железными подковками — Черчилль выполнял свое обещание о поставках 2-3 млн пар ботинок для нашей армии. Никаких валенок не полагалось.

В феврале 1942 г. был призван отец, и я провожал его в Архаре на поезд. Он попал в дивизию, которая вновь формировалась где-то под Благовещенском. Там они получали ускоренную военную подготовку. Личный состав тоже был укомплектован наполовину азербайджанцами. В большинстве они не понимали русского языка или спекулировали на этом. Их прикрепляли каждого к русскому солдату и, как говорил отец, иногда приходилось учить кулаком. А на фронте обстановка складывалась критическая — немецкая армия неудержимо рвалась на Сталинград и Кавказ. В начале августа дивизия сходу была брошена в бой с форсированием Дона в направлении г. Серафимович. Как я понял из рассказов отца, дивизия вводилась в сражение разрозненно по мере подхода частей к фронту. В конце концов, изолированная группа бойцов была остановлена огнем из стрелкового оружия и закрепилась под склоном коренного берега перед окраинными домами города с садами и огородами. Никакой связи с другими подразделениями хотя бы в пределах видимости группа не имела. Тут к ним от реки на изволок приближается солдат, знакомый отцу как бывший конюх в архаринском райвоенкомате. В нижнем белье (верхнее обмундирование потеряно при форсировании реки «на подручных средствах») он волочит винтовку за ремень прикладом по земле и ругается:

— Мы их! Сейчас!

— Не ходи туда! Там стреляют! Иди к нам!

— Да ну! Мы их! ... И сел от пули в живот: «Ой! Ой!»

Отец:

— Ну что ж ты, твою мать! Тебе же было сказано — не ходи туда!

Откуда-то к их группе пришел незнакомый лейтенант и