Пелагия и красный петух - Борис Акунин

– Знаю. Он вот этак тыкал [девочка ткнула себепальцем в грудь] и толокал: «Амануил, Амануил». Он ишшо много чаво толокал, дая не проняла. Малая была и вовсе дурная.

Должно быть, «Мануил», сообразила Пелагия. Апростонародное «Мануйла» возникло позднее, когда загадочный «татарин» пошел сосвоей проповедью по деревням.

– Живой твой Мануил, живой, – успокоила онаДурку. – Ничего с ним не случилось. Ты вот что, ты расскажи, где ты его нашла?

– Не я яво сыскала, Белянка.

И Дурка поведала Пелагии диковинную историю,выслушанную монахиней с чрезвычайным вниманием. Поражало еще и то, как складно,оказывается, умела говорить мнимая немая – много бойчей и красочней, чемдеревенский староста.

А история была такая.

Началось с того, что из общинного птичника, закоторым приглядывала маленькая Дурка, сбежала Белянка, курица-несушка крайне«сбрыкливого», то есть вздорного нрава. Птичник находился на противоположномберегу речки, так что искать беглянку следовало либо в кустарнике, либо дальше,возле «камней» (утесов).

Дурка обрыскала все кусты, но Белянку там ненашла. На беду наседка принадлежала старостину старшему сыну Доньке, мужикудрачливому и бранчливому, которого Дурка «скаженно» боялась.

Делать нечего, пошла искать у «камней». Икричала, и по-куриному умоляла, и плакала, а все впустую.

Так добралась до Чертова Камня, куда по своейволе в жизнь бы не забрела, да еще одна.

– Почему? – спросила Пелагия. – Что за ЧертовКамень такой?

– Сильно поганое место.

– Почему поганое?

– А из-за барина.

И Дурка рассказала, что давным-давно у ЧертоваКамня пропал заезжий барин. Про то ей говорила бабаня, когда той еще от«лежака» язык не отшибло. А бабане ее дед рассказывал.

Может, сто лет назад это было, а может, и ещедавнее, но только приехал в Строгановку барин. Сокровища искал – золото,самоцветы. Лазил по горам, куда местные отродясь не заглядывали, потому что имнезачем. Рыл землю, спускался в «черевы» (пещеры). В череву Чертова Камня тожеполез. Взял с собой петуха.

– Зачем? – не поняла монахиня.

– А коли в череве заплукаешь, надо кочетапустить, он завсялды (непременно) лаз наружу сыщет.

Но не помог барину петух. Пропали оба – ичеловек, и птица, назад из пещеры не вышли. Тогда деревенские, кто посмелее,полезли искать. И нашли: от барина суконный треух, от петуха хвостяное перо.Боле же ничего. Черт их унес, потому что известно – камень-то его.

Ужас до чего страшно было Дурке идти в такоеместо, но и без Белянки не вернешься.

Шла «пооболонь» (вокруг) проклятого утеса,«веньгала» (плакала), дрожала вся. Вдруг слышит – вроде петух кукарекает:глухо, будто из-под земли. Заглянула за большой валун и ахнула. Там, за кустом,чернел лаз, и кукареканье доносилось именно оттуда.

Поняв, что это и есть та самая бариновапещера, Дурка долго не решалась в нее войти. Откуда там взялся петух? Неужтотот самый, которого черт уволок? Может, и пропавший барин тоже там? Куда какстрашно!

Хотела убежать от греха. Вдруг слышит –кудахтанье. Знакомое, Белянкино!

Значит, там она, в пещере.

И, перекрестившись (молитву говорить не умела– «неязыкая» была), полезла добывать Белянку.

Сначала ничего разглядеть не могла, темно.Потом немножко приобыклась. Увидела белое пятно – Белянку. Кинулась к ней, арядом петух. Бойкий такой, все на курицу заскакивал. Вдруг глядит – немножко всторонке лежит бородатый мужик в белой рубахе (так Дурке, во всяком случае, показалось),похрапывает. Если бы мужик не спал, она бы дунула из жуткого места и ни за чтобы туда не вернулась. Но спящего что бояться? То есть, побоялась, конечно,малое время, но потом пригляделась, увидела, что нестрашный, и разбудила,отвела в деревню, вместе с петухом.

Кочет этот, красного пера, достался Дурке,потому что пещерный мужик показал: себе бери. Хороший оказался петух, не четадеревенским. Дурка с бабаней давали его чужих кур топтать, за пяток яиц, иоттого стали жить сильно лучше, а от кочета в Строгановке пошла порода «етучих»(то есть ненасытных до топтания) красных петушков. Самого-то его через годсоседские петухи заклевали – очень уж драчлив был.

Дослушав рассказ до конца, Пелагия сталарасспрашивать про Мануила: что он был за человек, как себя вел, не обижал ли.Помнила, за что мужики прогнали горе-пророка, и не могла взять в толк: еслитак, что ж Дурка о «паскуднике» так тревожится?

Девочка ничего плохого о своем обидчике несказала, напротив. Когда говорила о нем, голосок стал мечтательным, даженежным. Похоже, встреча с «диким татарином» стала главным событием в еемаленькой, убогой жизни.

Он добрый, сказала Дурка. «Беседничать» с нимхорошо.

– Да как же вы могли беседы вести? – невыдержала Пелагия. – Ты была неязыкая, он тоже, говорят, бессловесный был?

Про себя подумала: или прикидывался передмужиками?

– Беседничали, – упрямо повторила Дурка. –Мануил так толокал, ни одинова словечка не проймешь, а ино все понятно.

– Да что он тебе рассказывал-то?

– Разно, – ответила девочка и посмотрела внебо, на луну. На ее лице играла странная полуулыбка, совсем не детская. – Яишшо малая была, как есть дура. Хочу яво умолить: «Никуда не уходи, у нас сбабаней живи», а сама толь «ме» да «ме».

– Когда же ты научилась говорить?

– Он, Мануил, от немотки слечил. Грит: «Ты,девка, ране толокать не жалала, потому не с кем тобе было и не об чем. А сомною затолокаешь».

– И все это он тебе без слов выразил? –недоверчиво спросила Пелагия. Дурка задумалась.

– Не помню. Повел меня на речку, велелразболочься (раздеться) нагола. Зачал водой на темко (темя) поливать, по плечамоглаживать. Так-то сладко! И наговор приговариват, волшебной. А Ваняткамельников нас свидал, побег за мужиками. Прибегли они и давай яво, Амануила,сизовать, да за волосья по земле волочь, да ногами! Я как заору: «Не трожьтеяво! Не трожьте!». Словами заорала, толь никто не сослыхал – тож орали все сильно.И так я обмирела (удивилась), что могу словами орать, – пала без памяти илежала день и еще день. А проснулась, яво уж прогнали... Хотела за ним бежать,в Святу Землю. Амануил оттудова родом.

– Из Святой Земли? С чего ты взяла?