Пелагия и красный петух - Борис Акунин

Бежала так, что споткнулась о пень, упала,подрясник разодрала, а сама и не заметила: тут же вскочила да припустила ещебыстрей.

Вылетела на поляну вся белая, с закушенной отужаса губой.

– Что такое? Медведь? – кинулся ей навстречу Долинин,выхватывая револьвер. Полицейские потянулись к винтовкам.

– Нет... нет, – пролепетала Пелагия, ловягубами воздух. – Ничего.

При виде костра и мирно куривших спутников ейстало стыдно. Волк на ветке, да еще причмокивающий? Чего только в лесу непривидится.

– Ну-ка, ну-ка, – тихо сказал СергейСергеевич, отводя ее в сторону. – Вы особа не из пугливых, а сейчас на вас лицанет. Что стряслось?

– Там волк... Странный... Вроде как на деревесидит. И огонек светится... Я про Струка вспомнила. Знаете, такое лесноечудище, – призналась Пелагия, кое-как выдавив улыбку.

Но Долинин даже не улыбнулся. Посмотрел черезее плечо в синюю вечернюю чащу.

– Что ж, сходим посмотрим, что за Струк такой.Покажете?

Пошел вперед, светя фонариком. Шагал уверенно,не таясь, под ногами громко хрустели сучья, и страх съежился, отступил.

– Вон там, – показала монашка, выведяследователя к страшному месту. – Вон она, ель.

Сергей Сергеевич бестрепетно раздвинул колючиезеленые лапы, наклонился.

– Сучок, сломанный, – сказал он. – Наступилкто-то, и совсем недавно. Жалко, мох, а то бы следы остались.

– Он... Оно рычало, – пожаловалась Пелагия. –И как-то глумливо, не по-звериному. А главное, хвост вот на такой высоте был. –Привстала на цыпочки, чтобы показать. – Ей-богу! А огонек исчез. И дымом большене пахнет...

Самой сделалось совестно – экую чушь несет.

Но Долинин и тут не стал насмешничать. Потянулносом:

– Отчего же, немного есть... Знаете,мадемуазель, я человек рационалистического склада, придерживаюсь научногомировоззрения. Однако же далек от мысли, что науке известны все земные тайны, неговоря уж о небесных. Наивно было бы полагать, что природа явленийисчерпывается законами физики и химии. Лишь очень ограниченные люди могут бытьматериалистами. Вы же не материалистка?

– Нет.

– Что ж вы тогда так удивились? Ну, испугались– это понятно, но удивляться-то зачем? Места здесь сами видите какие. – Онобвел рукой мрак, которым к ночи укутался Лес. – Где же обитать нечисти, еслине в глубинах вод да лесных чащах?

– Вы шутите? – тихо спросила Пелагия. СергейСергеевич вздохнул.

– Скажите, монахиня, Бог и ангелы существуют?

–Да.

– Значит, есть и Дьявол, и его присные. Этоединственно возможный логический вывод. Существование белого невозможно безсуществования черного, – отрезал удивительный следователь. – Ладно, идемте чайпить.

До Строгановки добрались к вечеру четвертогодня.

Деревенька разбросала свои неказистые домишкина просторном лугу, должно быть, отвоеванном у Леса еще в старинные времена.

Лет двести-триста назад, как явствовало и изназвания деревни, здесь были владения купцов Строгановых – тех самых,покорителей Сибири. С прежних времен остался прямоугольник трухлявых бревен –следы крепостцы, да несколько десятков ям, память о некогда бывшей тут солянойфактории.

Жили в этих местах суровые длиннобородыемужики, потомки строгановских окаянцев, гулящего сброда, который еще вшестнадцатом столетии потянулся на здешнее приволье со всей Руси. То, что этонасельники не мирного, земледельческого семени, чувствовалось сразу – и поотсутствию пашен, и по маленьким, сторожким оконцам изб, и по сушившимся наплетнях звериным шкурам. Строгановцы земли не пахали. Жили лесованием даскоблили в давно выработанных ямах каменную соль. Была она скверная, серая,такую брали лишь крестьяне из окрестных волостей, задешево. А за соснами, натой стороне быстрой каменистой речки, виднелись утесы – первые отроги Уральскихгор.

Объяснялся с Долининым староста – угрюмый дед,весь, как леший, заросший седым с прозеленью волосом. Кроме старика в общиннойизбе были еще двое немолодых мужиков, ртов не раскрывавшие и тольконастороженно пялившиеся на незваных гостей.

Если б не волостной старшина, приходившийсястаросте кумом, никакого разговора, должно быть, вовсе бы не вышло.

Главное, зачем ехали, выяснилось почти сразу.

Заглянув в открытый ящик, старостаперекрестился и сказал, что это точно Петька Шелухин, природный строгановец.Три года как ушел, и с тех пор его здесь не видывали.

– При каких обстоятельствах он покинул местожительства? – спросил Долинин.

– Че-ко-ся? – вылупился на него староста,изъяснявшийся на местном говоре, с непривычки довольно трудном для понимания. –Че талакаити?

– Ну, почему он ушел?

– То-оно, ушел и ушел. Мы лонись и домишку явона обчество отписали, – обвел дед рукой горницу, надо сказать, прескверную – снизким потолком, в углах серым от паутины.

– «Лонись» – это «в прошлом году», – перевелаПелагия. – Они устроили в доме Шелухина общинную избу.

– Мерси. Я его не про избу спрашиваю. Что онза человек был, Шелухин? Почему из деревни ушел?

– ... человечишко, – отчетливо проговорил деднекрасивое слово, от которого монахиня поморщилась. – Тырта, дрокомеля. Хлопатьбыл здоров, лижбо сбостить чаво. Не одинова учили.

– А? – спросил Долинин Пелагию. Та пояснила:

– Хвастун, бездельник. Врал много. И вворовстве замечался.

– Похоже, что наш, – заметил Сергей Сергеевич.– Повадки сходятся. С чего вдруг Шелухин подался из этих чудесных мест?Спросите-ка лучше вы, сестра, а то мы с этим Мафусаилом как-то не очень другдруга разумеем.

Пелагия спросила.

Староста, переглянувшись с молчаливымимужиками, ответил, что Петька «отошел с диком татарином».

– С кем? – переспросили хором Сергей Сергеевичи монашка.

– Ино был такой человек. Не наш. Сыстороньвзялся, нивесть откель.

– Что такое «ино»? – нервно взглянул напомощницу Долинин. – И еще это – «сысторонь»?