Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

пережевывая щедро политое острой приправой мясо, он время от времени посматривал на окна второго этажа своего дома. Когда два из них, в комнате, которую снимал Грюн Эвард, озарились ярким голубоватым светом, он облегченно вздохнул и взглянул на часы. Без четверти семь. Пока что все шло по сценарию.

Рой мысленно представил себе, как, сидя в растерзанной постели, Эллин неторопливо надевает колготки, демонстрируя при этом красоту своих ножек. Затем, стоя у зеркала, поправляет волнистую прическу.

Только что в его доме и в его постели творческий недруг по перу Грюн Эвард развлекался с одной из красивейших женщин этого города, в которую сам он, Согред, уже безбожно влюблен. Тем не менее он не ощущал ни ревности, ни зависти, ни даже элементарной человеческой досады. С сегодняшнего дня Эвард принадлежал к тем, кому Согред уже не способен был бы позавидовать.

Медленно дожевав последний кусок говядины, он заказал себе еще бутылку вина и, почти припадая лбом к стеклу, стал терпеливо ждать.

«Теперь она принялась за костюмирование Грюна, — по-сатанински ухмыльнулся он, когда большая стрелка часов доползла до двенадцати. — „Последнее одевание перед казнью“ — так это называлось бы на полотне художника».

Еще утром Эллин сама сделала Эварду короткую стрижку, а в дорожной сумке у нее оказалось точно такое же одеяние, в какое был облачен Том Шеффилд. К тому же она его основательно загримирует, наведя на лице такую же прыщеватость, каковой отличался бывший возлюбленный. За все эти ее старания Грюн уже частично расплатился с ней в постели. Мог ли он догадываться, что на рассвете, если только ничего не сорвется, поплатится еще и жизнью?!

«Он сам этого хотел, бездарь», — молвил про себя Согред и, расстегнув лежащую на столе папку, которую даже не решился оставить в машине, вновь прошелся по сценарию их рейдерской авантюры. Все, что приходилось читать повторно, Рою обычно не нравилось. Но и после третьего прочтения сценарий Эллин поражал изысканностью своей интриги, дьявольской неотвратимостью сюжетных ходов, за каждым из которых — роковая линия судьбы да вселенская обреченность на коварство и грехопадение.

Не было разве что концовки. Все еще не было. Если бы только Шеффилду удалось с той же степенью талантливости создать сам рассказ! Наверняка это было бы лучшим из всего, что когда-либо создавалось во Фриленде за все время существования страны.

А какой шум поднялся бы, если бы авантюра вдруг оказалась раскрытой. Она принесла бы ему, Шеффилду, известность, какой никогда не добивался ни один писатель страны.

«Впрочем, в главных героях ее все равно оказался бы Шеффилд, — неожиданно открыл для себя Согред. — И его любовница, она же адвокат. А ты вновь предстал бы перед уголовным миром эдаким тюремным придурком, решившим позариться на чужой талант и, в конце концов, потерявшим даже то, чего добился за все годы службы. Вместе со свободой».

Он резко оглянулся, словно интуитивно почувствовал, что за ним уже пришли. Груди барменши покоились на стойке бара, как две вязки увядших бананов.

Встретившись со взглядом Согреда, она тоскливо и безнадежно, словно истосковавшаяся дворняга, позвала его, наперед зная, что он не отзовется.

— Погоди хоронить себя, — пробормотал Рой, отводя глаза и вновь наполняя бокал. Вино попалось какое-то совершенно не хмельное и безвкусное, будто не из винограда его надавили, а из пережеванных жвачек. — «Сценарий составлен чертовски хитро. Все зависит от концовки. Интересно, какой ее видит Шеффилд? А сама Эллин? А прибившийся на Рейдер в поисках своего „психологического натурализма“ Грюн Эвард? Круто замешано, круто! „Психологический натурализм“, — оскалился Согред матерым волчьим оскалом. — Уж кто-то, а ты, Грюн, познаешь его сполна. Замыслившему этот интеллектуальный бред полоумному профессоришке такое даже не снилось».

Реальная возможность в течение одной-единственной ночи расправиться и с ненавистным его Грюном Эвардом, и с живым — все еще живым! — классиком; заодно завладев его рукописью, — затмевала сейчас в сознании Согреда все: страх перед возможным провалом, элементарную осторожность, желание оказаться там, на втором этаже, у ножек островной секс-бомбы.

«Тот, кто хоть однажды вкусил от „плодов“ литературной славы, уже не способен отречься от нее, — стукнул кулаком по столу Согред. — Не способен — вот в чем погибель!»

22

Домой Согред так и явился с недопитой бутылкой вина.

Заслышав шаги, Эллин, а вслед за ней Грюн Эвард спустились со своей голубятни, чтобы здесь, в гостиной, поприветствовать его и доложить, что они готовы.

— Не умеете ценить работу, мистер Согред, — упрекнула его Эллин, аристократическим жестом представляя Грюна Эварда. — Перед вами узник камеры смертников Том Шеффилд. Жертва правосудия и легенда крепости-тюрьмы «Рейдер-Форт».

— Потому и завидую, что ценю… вашу «работу», — улыбнулся Согред той же улыбкой из подворотни, какой еще недавно завлекала его барменша из сосисочной.

— Не льстите мне, Согред. И вернитесь к действительности.

Рой галантно склонил голову и тотчас же критически, с ног до головы, осмотрел Эварда. Это был взгляд начальника тюрьмы. Особое внимание его привлекло лицо. С помощью всевозможных красок и теней Эллин привела его почти в полное соответствие с оригиналом. Нужно быть слишком придирчивым к человеку, идущему на смерть, чтобы обнаружить в нем хоть какие-то более или менее заметные перемены.

— По-моему, вдвоем вам, Грюн, было там, — повел подбородком в сторону ведущей вверх лестницы, — чертовски хорошо. Стоит ли портить такую ночь, отдавая ее камере смертников? Подумай, Грюн. Я бы на твоем месте…

— Ты на своем месте уже «отсидел» по разным тюрьмам добрых полтора десятка лет, — хмельно сатанел Эвард. — Пусть даже в роли начальника. Так позволь мне отсидеть хотя бы одну ночь. Чтобы познать, что такое истинный психо-натурализм.

В постели женщина, очевидно, не щадила его, что, впрочем, не помешало Эварду довольно основательно нализаться.

— То есть ты твердо решил ехать в «Рейдер-Форт»?

— Кажется, ты желаешь унизить меня в глазах этой прекрасной леди, — великосветски подхватил Грюн под руку адвоката. — И свести на нет весь ее труд.

Поцелуй, в котором он припал к руке женщины, засвидетельствовал, что Грюн не прочь бы вновь вернуться в постель. Близость тела Эллин пьянила его сильнее вина.

— Это твое решение, Грюн, — совершенно иным, суровым голосом заявил Согред. И все же немного выждал. Если бы Грюн хотя бы заколебался сейчас, он наверняка отставил бы поездку в тюрьму. И попытался свести всю «операцию по освобождению Шеффилда» к шутке. Рою очень хотелось, чтобы искатель приключений отказался от своего замысла. В этом ему виделось собственное спасение. Но Эвард твердо стоял на своем. — Это твое решение, — повторил начальник тюрьмы. — Хотя мне вполне понятны его