Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

Жань подумал, что нечаянно обидел его, и поспешил отступить. С неизменной улыбкой, но серьезным тоном он сказал:

— На улице холодно, не забудьте одеться потеплей.

Чу Ваньнин в нос произнес что-то похожее на «гм» или «угу», но стоило этому приятному звуку достигнуть ушей Мо Жаня, как новые ростки плотского огня тут же пустили корни в его сердце и вонзили когти в его горящую грудь. Он тяжело сглотнул и потемневшим от желания взглядом уставился на бледную шею, заманчиво обнажившуюся в тот момент, когда Чу Ваньнин опустил голову.

Мо Жань чувствовал, как жажда с каждой секундой становится только сильнее. Он невольно сглотнул еще раз, стараясь сделать это как можно тише, чтобы Чу Ваньнин ничего не заметил.

Глубоко вздохнув, Мо Жань заставил себя широко улыбнуться:

— Зеркало такое мутное.

— Им просто давно не пользовались.

— Учителю ведь плохо видно. Давайте я помогу вам собрать волосы?

Чу Ваньнин держал бело-голубую ленту в зубах, и прежде, чем он успел отказаться, Мо Жань за нее дернул. Не мог же он вцепиться в ткань, как собака в кость, так что ему все же пришлось выпустить ленту изо рта. Пока Мо Жань собирал его волосы в высокий хвост, Чу Ваньнин тщательно изображал равнодушие, бурча себе под нос:

— Ты завязал? Если узел недостаточно тугой, придется все переделывать.

— Учитель, вы забыли? Я ведь уже заплетал вам волосы в Персиковом Источнике.

Чу Ваньнин потерял дар речи. Ся Сыни был его позорным прошлым, и он не хотел лишний раз о нем вспоминать, поэтому закрыл глаза и нахмурился, ожидая, пока Мо Жань расчешет его волосы.

Как назло, пальцы Мо Жаня все время задевали уши, отчего внутреннее беспокойство Чу Ваньнина только нарастало. Кожа на голове онемела, горло горело словно от нестерпимой жажды, а брови с каждым мгновением все сильнее сходились над переносицей.

— Почему еще не готово?

Мо Жань не смог сдержать легкую улыбку:

— Вы всегда так торопитесь. Не беспокойтесь, скоро закончу.

Голос Мо Жаня, казалось, стал звучать еще ближе, чем раньше. Когда его дыхание почти опалило уши Чу Ваньнина, он невольно сжал руки, спрятанные в длинных рукавах.

Может это было только его болезненное воображение, но в этот момент ему показалось, что Мо Жань дышит тяжелее, чем обычно, словно зверь, который после долгой погони загнал добычу и в любую секунду готов наброситься на нее и сожрать. У Чу Ваньнина вдруг возникло зудящее ощущение буравящего затылок чужого взгляда. Как будто за спиной был тигр, который вот-вот накинется на него, прижмет к бронзовому зеркалу, и, нетерпеливо разорвав горло, жадными глотками будет пить его бурлящую от возбуждения кровь.

Иногда интуиция людей куда прозорливее их разума. Однако Чу Ваньнин хоть и чувствовал что-то неладное, из-за своей заниженной самооценки просто не мог поверить, что может вызвать подобные сильные желания.

Откуда ему было знать, что если бы он осмелился поднять взгляд, то увидел бы в зеркале отражение дико сверкающих черных глаз, в которых в дыму от тысяч разорвавшихся фейерверков боролись разум и желание.

Сжимая в руке скользкую шелковую ленту, Мо Жань с большим трудом контролировал свое тело. Пока его руки аккуратно расчесывали волосы Чу Ваньнина, темная половина его души с тревогой твердила: «Что ты делаешь? Ты и правда хочешь завязать ленту на его волосах? А может лучше завязать ее на другом месте?!»

Он чувствовал, что должен грубо прижать Чу Ваньнина к старому сломанному зеркалу, завязать лентой его глаза, а потом сжать его подбородок и впиться в его губы голодным поцелуем, всосать мягкий кончик его языка, наконец, вкусив запретную сладость этого вожделенного рта. Он просто обязан потереться лицом об это покрасневшее ушко и облизать прячущуюся за ним крошечную алую родинку, а затем, тяжело дыша, прижаться губами к его уху и тихо шепнуть:

«Чу Ваньнин, мой добрый учитель, почему ты спрятал этот мешочек? Я... тебе... нравлюсь?»

Его страстное сердце разрывалось, кровь кипела, а покрасневшие глаза горели от желания.

Автору есть что сказать:

Ждете продолжение жаркой сцены в нашем маленьком театре? Мои нетерпеливые друзья, можете потерпеть еще пару дней? Не нужно суетиться и торопить события, и вы сможете своими глазами увидеть, как они рвут последний слой разделяющей их оконной бумаги~

Когда количество баллов Храбрости Мо Жаня достигнет 800, у него развяжется язык и он сможет, наконец, во всем признаться. Не спрашивайте меня, почему это 800, а не 500, 400, 1000 или 888! Я не по правилам играю! Смотрите набросок ниже 2333333 (мухахаха).

Ежедневно я рандомно добавляю баллы Храбрости. Сегодня, Мо Жань, ты получишь +...эээ... 100!

Количество баллов Храбрости игрока Мо Жань достигло отметки 200.

Психологическая подготовка игрока Чу Ваньнин завершена на 20%.

Маленький спектакль《Что каждый из героев носит с собой?》

Чу Ваньнин: —...У меня слишком много вещей, которые нельзя выбросить.

Мо Жань: — Мне обязательно нужно взять с собой деньги. Нет особых причин, просто с детства не люблю быть бедным.

Сюэ Мэн: — Я возьму с собой золотце[175.4]. Заткнись, сукин сын, мои шорты[175.5] не короче твоих!

От переводчика: главное золотце Эрхи — Чу Ваньнин. Это еще Четвертый Призрачный Князь сказал.

От переводчика: кто о чем, а Сюэ Мэн все никак не может смириться с «впечатляюще незаурядным».

Ши Мэй: — У меня с собой игла… Что ты делаешь? Она не для иглоукалывания.

Наньгун Сы: — Колчан.

Е Ванси: — Стрелы, потому что тот, кто отписался выше, помнит только о колчане, но вечно забывает о стрелах.

Мэй Ханьсюэ: — Множество залогов любви.

Мясной Пирожок: — Стальную каску. Боюсь быть избитой.

Глава 176. Учитель, купите меня!

После того, как волосы Чу Ваньнина были собраны в конский хвост, он вышел на улицу, чтобы вымыть три тарелки, и очень долго не возвращался обратно в дом.

Сидящий на кровати Мо Жань уже начал беспокоиться. Он неосознанно расковыривал трещину в деревянном каркасе кровати, время от времени поглядывая на окно.

«Как же поступить?» — эта мысль крутилась в его голове снова и снова. — «Куда мне лечь сегодня ночью?»

Простой, по сути, вопрос на поверку оказался практически неразрешимой дилеммой.

Мало того, что Мо Жань сомневался в мыслях и чувствах Чу Ваньнина, в его собственном сердце человеческий эгоизм вел неравный бой с принципами[176.1], а страсть сошлась