Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - Стивен Пинкер

Мы читали в главе 8, что умиление публики по отношению к животным мешает экологам, поскольку приводит к непропорционально большой озабоченности благополучием всего нескольких харизматичных млекопитающих. Одна известная организация догадалась, как поставить эту реакцию себе на службу, и выбрала в качестве логотипа большеглазую панду. Тот же трюк используют гуманитарные организации, отыскивая для своих рекламных кампаний фотогеничных детей. Психолог Лесли Зебровиц показала, что к подзащитным с детскими чертами лица судьи относятся с бо́льшим сочувствием, а в результате свойственное нам чувство сострадания оборачивается насмешкой над правосудием[1674]. Физическая красота может порождать еще одну несправедливость, вызванную сопереживанием. Непривлекательных детей родители и учителя наказывают строже, они чаще становятся жертвами жестокого обращения[1675]. Непривлекательных взрослых считают менее честными, добрыми, чувствительными, достойными доверия и даже не очень умными[1676].

Конечно, нам удается сочувствовать нашим взрослым друзьям и родственникам, пусть даже и некрасивым. Но и в этом случае наше сострадание распространяется не на всех поголовно, а лишь внутри ограниченного круга лиц, к которым мы испытываем моральные эмоции. Сочувствию приходится действовать согласованно с этими эмоциями, поскольку социальная жизнь не похожа на излучение теплых чувств во всех направлениях. В обществе не избежать трений: люди наступают друг другу на ноги, не оправдывают ожиданий, гладят против шерсти. Вместе с состраданием мы ощущаем вину и прощение, и эти эмоции действуют в пределах одного круга: люди, которым мы сочувствуем, — это те же люди, перед которыми мы чувствуем вину, причинив им боль, и которых с большей легкостью прощаем, если они причинят боль нам[1677]. Рой Баумайстер, Арлин Стиллвелл и Тодд Хизертон обнаружили, что социальная психология вины идет рука об руку с эмпатией. Более эмпатичные люди чаще ощущают вину (особенно женщины, которые интенсивнее испытывают обе эти эмоции), а мы чувствуем себя виноватыми перед теми, кто вызывает у нас эмпатию. Неслучайно, когда людей просили вспомнить инциденты, в которых они чувствовали себя виноватыми, в 93 % историй фигурировала семья, друзья и любимые, и только 7 % рассказывали о вине перед шапочными знакомыми или посторонними. Когда же они вспоминали тех, кто был виноват перед ними, пропорция была похожа: мы вызываем чувство вины у друзей и семьи, а не у чужих или едва знакомых.

Баумайстер и его коллеги объясняют эту закономерность разделением, к которому мы еще вернемся в разделе, посвященном морали. Сочувствие и вина, заметили они, функционируют внутри круга общинных отношений[1678]. Меньше шансов почувствовать их в отношениях обмена или соблюдения равенства — в этот тип отношений мы вступаем со знакомцами, соседями, коллегами, клиентами и поставщиками услуг. Отношения обмена регулируются нормами справедливости и сопровождаются эмоциями, которые отражают скорее внешнюю любезность, чем неподдельное сопереживание. Когда нам причиняют вред или мы сами наносим ущерб другим, мы вступаем в переговоры о штрафах, возвратах и прочих формах компенсации и возмещения. Если компенсация невозможна, мы снижаем уровень дистресса, дистанцируясь от ненадежных партнеров или подрывая их репутацию. Деловые переговоры по принципу «ты — мне, я — тебе», в ходе которых возобновляются отношения обмена, в общинных отношениях обычно табуированы, а решение разорвать эти отношения может дорого обойтись[1679]. Восстанавливать их приходится с помощью более прочного эмоционального клея сочувствия, вины и прощения.

~

Какова же вероятность того, что мы сможем расширять круг эмпатии и включать в него не только младенцев, пушистых зверьков и людей, связанных с нами общинными отношениями, но и все более широкий круг незнакомцев? Правдоподобный ответ дает теория взаимного альтруизма, воплощенная в стратегии «Око за око» и подобных ей. В каком-то смысле слова люди являются «добрыми», поскольку предполагают сотрудничество при первой итерации и исключают предательство, пока не столкнутся с ним. Если люди в этом смысле добры, они должны демонстрировать склонность проявлять сочувствие к незнакомцам с конечной (то есть с эволюционной) целью проверить возможность взаимовыгодных отношений с ними[1680]. С наибольшей вероятностью сочувствие должно вступать в игру, когда есть шанс сделать благое дело для другого, не затратив при этом больших усилий, а именно когда мы сталкиваемся с человеком, которому нужна помощь. Кроме того, сочувствие должно возникать при наличии общих интересов, прокладывающих дорогу к взаимовыгодному сотрудничеству, например общих ценностей или принадлежности к одной коалиции.

Слабость, как и умиление, основной стимулятор сочувствия. Даже малыши бросают свои дела, чтобы помочь попавшему в беду или успокоить расстроенного[1681]. Изучая эмпатию, Батсон обнаружил, что студенты, встречая человека, нуждающегося в помощи, например пациента, выздоравливающего после операции на ноге, относятся к нему с сочувствием, даже если он не принадлежит к их кругу. Сочувствие включается и в том случае, если пациент тоже студент, или пожилой незнакомец, ребенок или даже щенок[1682]. На днях я наткнулся на пляже на перевернутого краба-мечехвоста, беспомощно сучившего всеми своими ножками в воздухе. Я перевернул его брюшком вниз и ощутил прилив счастья, когда мечехвост скользнул в волны.

Если помочь человеку не так легко, возрастает важность общих ценностей и других видов сходства[1683]. В знаменитом эксперименте психолог Деннис Кребс заставлял студентов-испытуемых смотреть, как второй участник (подставной) играет в необычную рулетку — ему платили, если шарик останавливался на четном числе, и били током, если на нечетном[1684]. Испытуемым игрока представляли либо как студента той же специальности с похожими личностными чертами или как не студента с противоположными чертами характера. Если испытуемые считали, что игрок в рулетку похож на них, то видя, как его бьют током, они потели и их пульс учащался. Они говорили, что чувствуют себя неуютно, ожидая разряда, и чаще вызывались принять удар на себя или отказывались от платы за участие в эксперименте, лишь бы освободить беднягу от лишней боли.