Кошмарная практика для кошмарной ведьмы - Анна Замосковная

Женщина кивнула, сверкнули в «рогах» капельки бриллиантов.

– Невозможно, – отмахнулся отец, и в его перстне в ответ бриллиантам блеснул обманный камень аквамарин. – Без человеческого образца – немыслимо.

– Ивес, – царственно произнесла женщина. – Покажи.

Юноша вскинул отороченные кружевами ладони, и на кончиках пальцев расцвели огненные цветы. Папа вскочил:

– Гомункул с магическими способностями? Ты с ума сошла, Алвери? Да тебя за это… меня. Нас обоих, – он кинулся к ней, застыл, глядя сверху, но с таким испуганным выражением лица, будто это она возвышалась над ним, возвышалась с занесённым для удара оружием. – Это была лишь теория, разговор ни о чём.

Огненные цветы на пальцах юноши погасли, он, склонив голову набок, смотрел на папу. От предчувствия беды сердце заходилось, я отступила на шаг.

– Но, любезный Фабрис, это была изумительная теория, – проворковала женщина. – Разве вам не хотелось снова вложить в свои создания хоть каплю живого волшебства, хоть толику воли, чтобы они могли стать людьми? И сотворить не копию, а настоящего чело…

– Алвери! – Побледнев, папа схватился за седые волосы и вдруг заметил меня, испуганно вытаращил глаза: – Сандри, уйди немедленно. Уйди!

Вздрогнув, я попятилась быстрее. Женщина обернулась. В её правом глазу полыхнул красный отсвет, улыбка тронула алые губы:

– А, твоя очаровательная…

У меня ноги подгибались от ужаса, руки холодели.

– Нет! – Обежав женщину, папа схватил меня под локоть и поволок в коридор.

– Госпожа Алвери, почему этот человек грубо обращается с ребёнком? – Юноша следил за нами тёмными глазами.

– Боится, как бы она не услышала лишнего…

Их отсекла от нас захлопнувшаяся дверь.

– Сандри, – папа привалился к расписной створке, тяжело дышал. Его руки в пятнах химических ожогов дрожали. – Сандри, свет мой, забудь, что ты слышала и видела, просто забудь и иди… иди поиграй. И ничего не говори маме. Никому не говори, умоляю.

Он был в таком ужасе, что меня трясло.

Шумно вдохнув, я снова обнаружила себя в коридоре второго этажа дома штатной ведьмы Холенхайма.

Да, я забыла этот разговор… Гомункул со свободной волей, гомункул-почти-человек… Саги – он из таких? Я взглянула на поворот, за которым он скрылся.

Или от скуки и одиночества Гауэйн научил Саги изображать человека, как это делали с гомункулами для развлечений? Насколько знаю, те тоже могли удовлетворять примитивные потребности в общении…

«Ох, – я прижала ладонь ко лбу. – Ну сколько можно думать о Саги? Свет клином на нём сошёлся, что ли? Ну возражает он, но делает всё что надо. Может, Гауэйн любил поспорить и воспитал себе оппонента».

Надо найти управляющую печать. Гомункул должен быть просто послушным гомункулом.

– Слушай, ты, ведьма недоделанная, – высунулся с лестницы Саги. – Ты на работу собираешься, или как? Обед давно закончился, конь взнуздан, шевели ногами.

Нет, ну как, как с таким жить?

Бросив на меня недовольный взгляд, Саги развернулся – печати гомункула перламутрово блеснули – и громко затопал по лестнице вниз:

– Копуша, ты точно сама с зомби справилась?

– Сама! – Почему он меня так дико раздражал? У него дар выводить из себя? Я топнула: – Сама!

Меня, похоже, никто не слушал. Я перевела дыхание, уговаривая себя: «Это всего лишь бракованный гомункул. Ты молодец, ты справилась с зомби, ты уже штатная ведьма, всем нос утёрла – радуйся». Но думала о проклятом Саги и с каждым шагом холодела: «Ведьма недоделанная…» Он догадался, да? Или страх заставляет видеть то, чего нет?

Пройдя по лестнице и через коридор – как же здесь кристально чисто! – я вышла во двор. Возле небольшой конюшни ждал огромный рыжий конь. Он косил на меня нахальным взглядом и нетерпеливо перебирал копытами.

– Здравствуй, красавец, – улыбаясь, я осторожно коснулась светлой, солнечной гривы, провела по вздымавшемуся боку.

Конь потянулся к руке. Вспомнив предупреждение, я её отдёрнула. Клацнули зубы. Вовремя отдёрнула.

– Хулиган, – я погрозила коню пальцем и осторожно погладила бок, отступила к крупу, подёргала седло – сидело хорошо.

Конь всхрапнул, несколько раз вскинул голову. Приторачивая сумку к седлу, я заметила молодого – верхняя губа ещё только пушилась мягким волосом – кудрявого брюнета в кожаных доспехах.

– Подсадить? – Он белозубо улыбался.

– Давай, – невольно улыбнулась я в ответ.

Стражник был круглолицый, плечистый, немного выше меня, очень крепкий. И пах сеном. Его лучезарная улыбка не давала исчезнуть моей улыбке. Присев, он сцепил руки, я легко оттолкнулась от ладоней, взметнулась вверх – конь шагнул в сторону, и я повисла поперёк седла.

К лицу, скрытому свалившимся капюшоном, прихлынула кровь. Конь победно заржал – второй Саги! Стражник засмеялся. Звякнула сбруя, конь колыхнулся, и меня крепко ухватили за бёдра и потянули вниз. Приземлилась я в объятия стражника, он меня развернул. Капюшон закрывал обзор, но я видела пухлые губы, оказавшиеся слишком близко к моим… А крепкие руки не просто держали – скользили по спине, медленно покрывавшейся мурашками.

Нет, я знала, что к ведьмам, не отягчённым обязанностью блюсти невинность, проявляют повышенный интерес любители лёгкой добычи, но в институте нас не хватали!

Широкая ладонь скользнула на ягодицу и сжала. Я взвилась. Стражник белозубо ухмылялся. Инициировал бы меня как пить дать, но маги не работают простыми стражниками, такого прыткого лучше держать в узде.

– Ещё раз так сделаешь, руку наглую до плеча сожгу, – пророкотала я.

– Правда? – Улыбка чуть погасла, но только чуть, он потянул мой капюшон, открывая лицо. – Не нравлюсь?

– В развлечениях такого рода не нуждаюсь, – как можно равнодушнее ответила я, чтобы он не вообразил в этом кокетства.

– Почему? – искренне изумился стражник.

В пах его садануть, что ли?

– Руки убери – это последнее предупреждение, – я нахмурилась, сурово стиснула губы, хотя хотелось просто без предупреждений врезать ему в пах, чтоб неповадно было.

На загорелом лице отразилась широкая гамма эмоций от насмешливости и неверия до почти страха. Руки стражник всё же убрал, отступил.

Под шумок конь объедал с клумбы жёлтые разлапистые цветы. Кашлянув, одёрнув ремень, стражник направился к выходу со двора, то и дело оглядываясь с видом несчастного ребёнка, у которого отняли конфету. Я пошла к коню – конь с невинной мордой отступал. Как Саги, будет надо мной глумиться?