Дикая жизнь - Фиона Вуд

Сибилле нравится Бен. Это ясно. Как я догадалась? По ее нежеланию говорить о нем. По мечтательной рассеянности все время. По тому, как бе-зуспешно она старается не глазеть на него во время уроков. По редким отлучкам в лес, откуда она возвращается раскрасневшаяся и смущенная. Все это мне знакомо. Людям с очень светлой кожей трудно скрыть сердечные волнения – как и красноту на исколотом жесткой щетиной лице и шее.

Но она, похоже, вовсе не стремится предъявлять права на Бена в присутствии других. А он не выказывает в этом никакой потребности. Видимо, поведение Сибиллы объясняется почти старомодной скромностью, а вот каковы мотивы Бена? Выпендриться он всегда не прочь. Разумеется, в пределах допустимого, не в ущерб репутации «славного малого».

Он неглуп, но старается не умничать, чтобы не отталкивать от себя людей, – по крайней мере, на уроках.

Впервые вижу настолько ярко выраженного лидера – расчетливого человека, умеющего скрывать свою расчетливость. При любой заминке все взгляды обращаются к Бену – узнать, каким должен быть следующий шаг, а у него, как у шахматиста, действия всегда продуманы на несколько ходов вперед.

Но что бы там ни происходило у Бена с Сибиллой, Холли, похоже, всегда мало, и она продолжает подстрекать, понукать и подгонять их. Как личный тренер по отношениям. Кажется, где-то у нее припрятана доска с заметками, потому что она вечно напоминает Сибилле о каком-нибудь важном моменте, событии или годовщине.

Этим утром трения возникли из-за очередного юбилея – прошло две недели со дня первой встречи. Сибилла об этом забыла.

Я отбыла ровно пятнадцать дней своего срока. Признаюсь честно: сама того не замечая, я заинтересовалась моими товарищами по несчастью.

Сидеть рядом с Беном – все равно что с какой-нибудь знаменитостью. Все сразу тебя та-а-а-ак любят!

Я взяла яичницу, из свежеприготовленной партии, и шпинат, который вроде бы выглядел ничего, а сейчас из него сочится зеленая жижа, и вид стал совсем не аппетитный. У Бена первое блюдо – большая миска овсянки с ягодным джемом. Потом он сходит еще за чем-нибудь, где побольше белков. А если не наестся, возьмет пару порций тостов из цельнозернового хлеба с арахисовой пастой. С собой из столовой он прихватывает яблоки и крутые яйца. Надо же продержаться аж до одиннадцатичасового перекуса.

Я даже не пытаюсь сделать вид, что мы болтаем. Весь разговор сводится к обрывкам фраз вроде «слышь, чувак, а кто этот рэпер из Нью-Йорка, с этим, как его там… ну че, нашел, с кем сегодня бегаешь?.. Бен, а на пробежку позже?.. Хлюп… Хлюп… А твой одиночный когда?.. Хлюп… Старик, Бисо дурь надыбал, так что только скажи… Идешь в поход в выходные?.. Побегаем потом?.. Слушай, я тут график глядел – круто ты набегал, ты хоть спишь вообще или как?»

Я стараюсь отделаться от ощущения, будто я группис, которой посчастливилось сидеть за одним столом с кумиром.

Принюхиваюсь к нему. По утрам он пахнет мылом. Вонючие дезодоранты – это не для Бена Капальди. Он сам мне рассказал, что его мать запретила пользоваться ими в своем доме. Моется он мылом с маслом чайного дерева, я улавливаю его запах. К полудню он начинает пахнуть самим собой; не знаю, как это назвать – «эссенция Бена»? Размышляю о запахах, не похожих на все остальные, и о том, как вообще описать их тому, кто их никогда не нюхал, потому что описания запаха и вкуса всецело основаны на сравнениях с похожими запахами и вкусами (почему, к примеру, абсолютные вкусовые свойства – например, кислый, соленый, сладкий, – кажутся гораздо более ограниченными, чем абсолютные визуальные свойства: ракурсы, текстуры, цвета? Так, описать внешний вид здания намного легче, чем вкус карри, не прибегая к сравнениям), когда Холли, проскользив по скамье, устраивается по другую сторону от Бена.

Завтракает она, как обычно, «сытно»: свежим воздухом и каким-нибудь фруктом. Хорошо еще, этим утром она прихватила баночку йогурта. Ее мама систематически лишает ее способности есть то, что хочется. Так что ее желудку постоянно приходится жить в режиме ожидания, пока Холли что-нибудь выслушивает и честно старается испытать ощущение «сытости» после четырех съеденных клубничек.

– С юбилеем вас обоих! – объявляет Холли.

– Спасибо, – бубнит Бен.

Я теряюсь:

– А?

Они обмениваются мимолетными взглядами и улыбками.

– Я же тебе говорил, – торжествует он.

– Да помню я, но все равно ушам не верю, – откликается она.

– Вы о чем? – желаю узнать я.

– Да я с Беном поспорила, что ты помнишь о вашей годовщине, а он уверял, что нет.

– Ну спасибочки, – говорю я Бену. Какую еще годовщину?

– Видишь, я был прав, – заявляет он.

Ну, а что, логично.

Я смотрю на них. Этих двоих, которые, похоже, знают все, что им требуется. А я почему не знаю то, что мне полагается знать, то есть явно важные даты?

– Уже две недели прошло после вечеринки у Лоры? – Я пытаюсь сообразить, когда же она была, эта дата, и откровенно не врубаюсь.

– День в день, точнее, на следующий день, – замечает Холли. – Поскольку поцелуй был после полуночи.

– Значит, в самую рань, в понедельник, или вскоре после полуночи, ровно две недели назад?

Жаль, что на самом деле докапываться до этой истины меня не тянет.

– Ага, – хором отвечают они.

– Ладно. В следующий раз не забуду.

– Ты чего? – спрашивает Холли, с трудом сдерживая улыбку и глядя на мое напряженно застывшее лицо. – Еще какую-нибудь дату вспоминаешь?

– Какое число было на следующий день после вечеринки у Лоры.

– Ну и какое?

Вопрос на засыпку. Здесь, в дикой глуши, трудно вспомнить даже, какой сегодня день недели, все они сливаются воедино, не говоря уже про важные даты.

– Кажется, седьмое? – гадаю я.

Снова обмен взглядами, будто они снисходительные родители, а я – милый, но туповатый ребенок.

– Восьмое. Октября.

– Ясно.

– Бисо добыл травку, если хочешь, приходи, мы будем на плато Белых эвкалиптов, – говорит Холли и встает, собираясь уходить.

– Слышал, – Бен непринужденно улыбается.

– Придешь? – выведывает у него Холли.

– А ты? – интересуюсь у подруги я.

– Может быть. А вы двое? – Но спрашивает она об этом Бена, как будто он решает и за меня, так что я отвечаю первая:

– Я – нет, мне надо в студию.

– Не знаю, я в любом случае на пробежку, – он встает. – Надо еще подзаправиться.

Длинные ноги, плавная походка. Гладкая кожа. И говорит гладко.

– Знаешь, памятные даты – это на самом деле важно, – выпаливает Холли. – Не устраивай игнор.