Фуэте на Бурсацком спуске - Ирина Потанина

— Ух ты ж, заразы! — вспыхнул Коля., — Надеюсь, на них найдется справедливость!

— Уже нашлась, — заверила Света. — Мой батько тогда как раз был послан в Днепровский уезд на подмогу. Ездил от тамошнего Унаробраза — ну, от уездного отдела народного образования — с инспекциями по детским учреждениям. Оказалось, что с детским образованием не то что плохо, а прямо очень плохо. Дети думали, что бы поесть, а не чему бы поучиться. Все сызмальства шли в поля на работы, матерились по-черному, о половой жизни знали больше, чем взрослые, и никаких учителей не признавали. — Света пристально глянула на собеседника и, удостоверившись, что тот слушает с интересом, продолжила: — В старших классах сельских школ вообще никого не было, а то встречалось по 2–3 ученика на целое село. Голод, как выяснилось, главный враг школы — некогда людям учиться, когда надо еду добывать… Он большой молодец, мой батько. — Света заговорила с большой теплотой. — Брал ружье и один объезжал доверенную ему часть уезда. Дважды чуть не замерз насмерть, сам все время голодный был, потому что свой паек делил со всеми встречными, один раз даже от бандитов отстреливаться пришлось…

— Отстреливающийся учитель? — удивился Коля. — Вот так картинка!

— Тогдашние работники Унаробраза только с виду интеллигентишки были, а на самом деле люди из стали. Поди прими решение, что вот эти три школы надо закрыть, а учителей поувольнять, а вот эти — объединить в одну. Поди выбей из центра учебники и карты. Поди выведи на чистую воду изворовавшихся работников детского дома и отдай их под суд, — она многозначительно подняла указательный палец. — Трудное было время! Батько тогда как раз и поседел весь, хотя не очень-то и старый был, всего 53 года. Зато, в конце концов, все получилось. Сейчас даже из самых глухих сел дети ходят в школы. И никто не мрет с голоду, как одиннадцать лет назад.

Света снова вспомнила историю своего удочерения. Она слышала ее всего раз, но так часто представляла потом все, рассказанное батькой, что будто бы видела собственными глазами. Это был последний пункт назначения батьки на эту поездку. Потом — домой, в поселок Высокий, к семье и нормальной чистой деревенской школе, силами коллектива ставшей образцовой для всей области. Но это завтра. А сегодня, после десяти дней командировки, поездка в ужасный детдом, где давно уже не работает электричество и в свете керосиновых ламп, словно привидения, блуждают по коридорам полузамерзшие дети с белыми лицами. Батько случайно заглянул в лазарет и ахнул — земляной пол завален соломой, шаткие стены изнутри покрыты инеем. Смотрит батько и думает: «Все видел, но такого страшного лазарета никогда не встречал. Хорошо хоть, тут пусто. Больные тут ни за что не выжили бы». И тут вдруг солома шевелится, и из-под нее вылезает… девочка… Чтобы хоть немного согреться, она спряталась под солому, а теперь встрепенулась, растревоженная лучами фонаря. Увидела вошедшего, и из сощуренных щелочек глаза ее вдруг — опп! — раскрылись в громадные синие блюдца. И смотрят так требовательно. Понял тогда батько, что или теперь глаза ему эти будут сниться всю жизнь в кошмарных снах, или нужно взять в дом еще одного ребеночка. Так Света от неминуемой смерти и спаслась. Удивительно, но матуся и сестры с братиком восприняли это решение батьки с радостью. Только попросили впредь в глаза детдомовским детям не смотреть: мало ли, сколько еще ребят глянут требовательно. А Света с тех пор была окружена любовью, заботой и настоящей семьей. И всегда понимала, что досталось ей все это чудом, потому старалась каждый день прожить не зря: счастливо, наполнено, осознанно и с пользой для окружающих.

— Кстати, — Коля прервал Светины мысли самым что ни на есть бестактным и нелепым вопросом: — У тебя есть что пожевать?

«Не только глупый, но еще и наглый! — промелькнуло в Светиной голове. — Кто про такое спрашивает?» Понятно, что если есть, то с тобой начнут делиться — а это, вообще говоря, не всегда честно, может, у человека единственная еда на день припасена. А если нет еды, еще того хуже — вынуждаешь человека жаловаться ни с того ни с сего. Света уже собралась холодно сказать, что отдала свой обед бездомному, поэтому делиться нечем, но Коля удивил:

— А то у меня талон лишний на питание в нашей студенческой столовке есть. Я честно заработал два талона: крышу ребятам в комнате залатал. Но талон, он только на сегодня, а я приметный — меня второй раз на обед ни за что не пустят. Хочешь, пообедаешь по случаю? — И, не дожидаясь ответа, начал наставлять: — Только есть три момента. Во-первых, там очереди зверские и надо бегом ломиться, чтобы тебе всего хватило. Во-вторых, не засиживайся, не занимай место, помни, что там как минимум по три человека за каждым сидящим стоит, ждет доступа к столу. В-третьих, и в самых страшных, — могут спросить студенческий. Говори, что забыла в общаге, а сама жуй побыстрее. Не заставят же выплевывать… У меня-то студенческий, хоть и просрочен уже, всегда с собой. Я дату там чернилами залил. Поврежденный документ ведь лучше, чем просроченный, да?

Николай хлопнул себя по боковому карману куртки и вдруг нахмурился, начав сосредоточенно бить себя по разным частям тела.

— Потерял! — констатировал он наконец. — Это все куртка дядина! И зачем я согласился ее взять? Ходил бы в своем дырявом пальто — я там все дырки знаю наизусть, и ни к одной никогда студенческий не подложил бы. А тут что ни карман, то катастрофа — так повернешься, все вывалится, эдак развернешься, все под подкладку закатится… Точно! Я ж на кухне у Морского куртку-то снимал? Снимал! И вешал на рукомойник. Там билет мой и валяется… Айда обратно к товарищу Морскому!

Света понимала, что стоит вежливо отказаться и сослаться на другие дела, но Коля уже побежал наверх, а уходить, не попрощавшись, не хотелось. Тем паче, что у Коли наверху явно не получалось достучаться. Света поднялась сама и стала звонить в дверь. Странное дело, никто не открывал. Но ведь Морской и его жена точно-точно были дома! Из подъезда ведь никто не выходил!

— Может, они через чердак ушли? Или к соседям сверху подались? — предположила Света.

— Мы бы слышали скрежет замка, — ответил Николай и выдал совсем другое предположение: — Может, они так рассорились, что поубивали там друг друга насмерть? Он ее придушил…

— Мог! — живо подхватила Света. — Я бы на его месте точно придушила бы…

— А она на последнем издыхании ткнула его вилкой куда-нибудь в горло, и все…

— И он лежит там сейчас, истекая кровью, а она рядом валяется без сознания…

Света не на шутку взволновалась и стала еще сильнее звонить в дверь. Нет, ну правда! Были себе только что здоровые живые люди, и вдруг пропали. Что могло случиться?

— Дохлый номер! В буквальном смысле. — Коля, смирившись, махнул рукой и в три шага преодолел лестницу. Света засеменила следом. — Знаешь что? — через секунду выдал он, показывая на украшающий подъездную дверь изнутри плакат с надписью «Курильщик — вор кислорода и друг туберкулеза». — На кухне у Морского форточка легко снаружи открывается! У них курят в окно, потому кухонной форточкой пользуются так часто, что даже поломали задвижку. А окно, между прочим, прямо над козырьком черного хода нависает. Я туда залезу, через форточку открою окно. И студенческий найду, и посмотрю, что случилось. Отличный план! За мной!