На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин

— четвертая была переломлена. Жеребцы подталкивали раненую в степь, но она не двигалась с места и только жалобно кричала. На тропу Жажды уже ступили мамонты, и жеребцы один за другим присоединялись к табуну. Последний из них, самый рослый, сердито топнул копытом, толкнул раненую еще раз — она ткнулась в песок. Жеребец догнал табун…

Вот он, счастливый случай, — Дуа опять помогла Галу! Теперь он успеет вернуться вовремя! Но ему было глубоко жаль бедное животное, оно вдруг напомнило ему Риа. Если бы соплеменники узнали, что он почувствовал, глядя на раненого кулана, они подняли бы его на смех. Они жили охотой, зверь для них означал мясо, теплую одежду и веселое настроение у костра. Ничего исключительного в их поведении не было, они следовали закону природы, где один убивает другого, чтобы за его счет жить. Каждый ланн с детства усваивал этот закон и не находил в нем ничего противоестественного. А Галу все равно нелегко было поднять руку на беспомощное животное. Одно дело — победить зверя в открытой борьбе с ним и другое — убить того, у кого нет сил встать и бороться.

Если бы раненая самка смогла уйти с табуном, Гал не тронул ее — он вызвал бы на битву жеребца. Но она не смогла уйти, она была обречена на смерть. Ее растерзают волки или тигры, а скорее всего, затопчут мамонты, и если Гал упустит счастливый случай, он потеряет Риа, потеряет все…

Эти мысли задержали его лишь на мгновенье. Он выскочил на берег, ударом палицы оглушил кулана, потом вонзил в него копье — в самое сердце. Не выдержав одиночества на плоту, подбежал Раф, но в его помощи Гал уже не нуждался. Он вырвал из раны копье и торопливо поволок кулана к плоту.

Мамонты надвигались на них стеной ног, голов и бивней, они напоминали катящиеся вниз темно-серые скалы.

Гал поспешно затащил свою добычу на плот, с усилием сдвинул его с места, и когда первые мамонты входили в воду, Дуа уже уносила плавучий дом от тропы Жажды. Мамонты без особого любопытства поглядывали на это странное сооружение. Человека и собаку они видели не впервые. Маленькие люди причинили им много зла, а этот на плоту не мешал им пить и купаться в Дуа.

В другое время Гал получше рассмотрел бы гигантских животных, а сейчас его любознательность растворилась в радости: он добыл кулана и возвращается домой!

Плот быстро несло вниз по течению — Дуа радовалась вместе с Галом.

— Я твой брат, Дуа! — крикнул он, и Дуа отозвалась долгим звонким эхом.

Минувшей ночью луна была почти круглая. Он не опоздал: он возвращается назад самым длинным днем. Как только солнце опустится за край земли, наступит Брачная ночь. Он принесет ланнам выкуп и возьмет Риа в жены!

От радости он исполнил на плоту танец удачной охоты.

* * *

Самый долгий день принес ланнам беду: погиб Сухой Лу. Охотникам Рего уже удалось отделить от стада двух коров и трех телят, но быки заметили опасность и ринулись на людей. Лу был ближе всех к ним и не смог укрыться в зарослях. Дневная добыча оказалась на редкость скудной, а впереди — Самая Короткая ночь, когда ланны танцуют у костра, юноши посвящаются в мужчины, девушки становятся женщинами. Этот великий праздник чтили предки и предки предков. Он означал радостное торжество света над тьмой: солнце, едва спрятавшись за одним краем земли, уже спешило с другого края вверх. В такую ночь неуютно хищникам — слишком коротки покровы темноты, зато ланны веселы и беззаботны, для них это ночь радости, довольства и любви.

Но что за праздник, если недостаточно пищи? По обычаю предков, в Брачную ночь у ланнов должно быть изобилие мяса, однако в этот раз им придется довольствоваться главным образом рыбой.

К невзгодам ланны привыкли, а в праздничную ночь не место печали, хотя днем погиб великий охотник Лу и женщина с детьми потеряли мужа и отца. Мало ли бед на свете, к чему думать о них в брачную ночь? Днем один мужчина отправился к предкам, а ночью мужчинами станут юноши— стоит ли напрасно горевать? Женщина осталась без мужа, но вскоре она начнет свадебный танец с другим мужчиной, и у обеденного костра ее дети опять получат мясо…

Жизнь научила ланнов быстро забывать несчастья — ланнам было бы невыносимо трудно без такой короткой памяти, она помогала им преодолевать страхи и невзгоды. Пока ланн живет на земле, он думает только о жизни. Едва избежав смерти в битве со зверем, охотник уже забывает о случившемся; женщина, убив у изголовья спящего ребенка змею, как ни в чем не бывало продолжает делать свои дела.

Но ланны забывали не только плохое, но и хорошее. Стоило воину потерять здоровье, и они уже не помнили о его заслугах перед племенем. Ланны жили текущим днем, их памяти хватало лишь на одно поколение, а поколения сменялись, и ланны забывали о тех, кто жил до них. Так они забыли заслуги вождя Суа, который в свое время совершил немало славных и добрых дел, а когда болезнь выпила у него силы, ему не нашлось места у обеденного костра. Забыли ланны и о том, как Коло приготавливал пахучий сок, которым окрашивал кожи. Все реже вспоминали они и Гала, который пошел наперекор обычаям, чтобы накормить женщин, мальчишку Улу и больного Лока. Миновало немало дней, а его все не было — не возвращались же только те, кого поглотили черные туманы. Скорее всего, они поглотили и Гала, а если это так, то и говорить о нем незачем…

Только друзья да недруги помнили о нем. Риа, Луху, Улу и Лок продолжали с надеждой ждать его. Не забывал о нем Рего: могучий ланн видел в юноше будущего вождя племени и жалел, что Галу суждено было погибнуть на охотничьей тропе.

Рун и Баок воспринимали отсутствие Гала с удовлетворением: не было больше главного соперника, и теперь никто не помешает им исполнить с Риа брачный танец!

Вспоминали о нем Урбу и Нга. В неукротимой душе Урбу еще не улеглось недовольство Галом, а что Нга пожелала этого юнца, не укладывалось у него в сознании. Как все непонятное, поступок Нга вызывал любопытство Урбу и, как все неподвластное ему, разжигал в нем гнев. Случись такое с другой женщиной, Урбу, не колеблясь, послал бы ее к предкам, аНга он щадил: характером она напоминала его самого. Гнев Урбу