Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

в Москву в январе 1689 г., крымцы, узнав о подготовке первого похода на ханство, «встащили перекопского замку на башню 4 пушки, а всех де в Перекопи будет пушек по всему городу малых и болших со 100»[240]. Другие пленные, пойманные уже во время самого похода 1687 г., сообщали, что, узнав о подготовке русского наступления, Селим-Гирей велел еще зимой «переписывать людей всякого чину, которой бы могл лошадью владеть и велят покупать лошадей, чтоб были у всех лошади». Они не знали, сколько войска хан собрал по переписи, но оценивали общую численность ханской армии в 40 тысяч всадников[241]. Даже если это приуменьшенная цифра, крымская орда, без сомнения, значительно уступала в численности русской армии, которая должна была выступить в поход на Крым.

Вышедший из Крыма в июле 1687 г. уроженец Каменца-Подольского Ивашко рассказал, что когда на полуостров пришли известия о походе Голицына, «то по всему Крыму заказ был под смертью, чтоб у всех пленные были в день скованы, а ночью в ямах, а сажали их в ямы такия: у села или у деревни или улицею выкопана одна яма, чтоб в ней вместилось человек пятьдесят и болши в такия ямы в ночь неволников сажали. А в день всякой своево имали на работу, а ноч придет и паки также в ямы метали, при нем у них того было с месяц»[242].

21 марта крупный татарский отряд совершил набег под Тор — крепость, расположенную в пределах Белгородского разряда. Неприятель, внезапно появившись из близлежащего леса, застал жителей врасплох: «многих людей в полон взяли, на лугах, по дорогам без щету». Местные казаки пытались дать отпор налетчикам, но понесли потери. Захватив около двухсот пленных, татары отошли в неизвестном направлении. «А на бою товарыщей многих поранили, из руских людей и из наших, и сторожей двух полевых, и много учинилось нам пропажи», — сообщал харьковскому полковнику Григорию Донцу торский сотник Максим Корсунец. Донец, в свою очередь, сообщил об этом В. В. Голицыну[243]. Трудно сказать, был ли татарский набег под Тор разведывательным или обычным походом за добычей (тем более что начавшаяся война освобождала татарских военачальников от ответственности за нарушение мира).

Помимо военных, Селим-Гирей предпринял и дипломатические усилия с целью создания антирусской коалиции, обратившись к правителям соседних с Россией государственных образований — Калмыцкой орды, Хивинского и Бухарского ханств и др. 15 апреля 1687 г. атаман яицких казаков Яков Васильев послал с царской грамотой к калмыцкому тайше Аюке казака Григория Жегулу в сопровождении толмача. При встрече Аюка рассказал посланцам Яицкого войска, что к нему «приехали послы крымские, а говорят де те крымские послы, что идут де они в Хиву и в Каракалпаки, и в Бухары, и в ыные земли от крымского хана с писмами, те земли подымать на… государские городы, где кому спорушны которые… государские городы, те бы земли, на те… великих государей городы ишли войною». Тайша не скрывал от Жегулы, что откликнулся на просьбу Крыма о помощи и отправил к Селим-Гирею отряд в 3 тыс. человек и 20 тыс. лошадей. Казаки возвратились на Яик 8 мая, доложив «в кругу» о результатах миссии. Полученные известия встревожили яицких казаков, которые писали на имя царей и царевны в своей отписке: «И мы, холопи ваши, Яицким войском слыша такие вести, живем с великою опаскою». Ее доставил в Москву 4 июня 1687 г. станичный атаман Иван Хлынов[244]. В результате из Москвы срочно (10 июня) направили грамоты воеводе Белгородского полка князю М. А. Голицыну, его сходному воеводе князю М. Г. Ромодановскому и воеводе Воронежа В. И. Лаговчину. Голицыну предписывалось, чтобы он жил в Белгороде «с великим береженьем и осторожностью и про приход их (калмыков или иных отрядов. — Авт.) проведывал всякими мерами», оповестив об угрозе сходных воевод М. Г. Ромодановского и А. И. Хитрово, наказных полковников Ахтырского, Сумского и Харьковского полков и воевод городов по черте и за чертой, «чтоб воинские никакие люди безвесно не пришли и грацким и уездным жителем на полях и на всяких издельях какова дурна не учинили»[245].

Подготовка Крымского похода сопровождалась разработкой политических планов в отношении ханства, намеченных ранее. Русское правительство в конце декабря 1686 г. направило к гетману Самойловичу своего представителя Семена Алмазова. Данный ему наказ проливает определенный свет на ту стратегию, которой придерживалось русское правительство в первые месяцы после заключения русско-польского договора о союзе и какие дипломатические шаги оно готово было предпринимать. Алмазов должен был объявить, чтобы Войско Запорожское было готово к выступлению к 1 марта 1687 г., но при этом подчеркнуть, что Россия не отказывается от созыва пограничной комиссии, которую она предлагала Крыму ранее и о которой Самойлович был извещен, с целью приглашения хана к мирным переговорам с Россией и Речью Посполитой. В Москве полагали, что «хотя тот съезд и будет, однако мочно выразуметь и познать неприятелские намерения, а их государскому намерению и воинскому… походу помешкою то быть не имеет, а имеет то способно быть к лутчей и безопасной свободности к тому воинскому приготовлению, а ему хану в нынешнее зимнее время от воинского ж незапного зимняго нахождения одержание». В подобных переговорах русское правительство видело средство «к лучшему и способному впредь примирению» между Варшавой, Москвой и Бахчисараем. Гетман Самойлович, хотя и сомневался, что крымцы согласятся на проведение пограничной комиссии (в том числе и из-за зимней бескормицы) и что ее удастся организовать до 1 марта, предлагал поручить «съездное дело» Григорию Косагову, зимовавшему со своим корпусом в новопостроенном Каменном Затоне. Туда должен был отправиться русский представитель с соответствующими полномочиями. Самойлович, впрочем, не разделял опасения Москвы, что хан может организовать какой-то набег в конце зимы из-за наступающего «разлияния вод» и конской бескормицы. Он также сомневался, что крымцы согласятся обсуждать что-либо, кроме возобновления выплат царской «казны».

У гетмана было свое видение развития ситуации в случае русско-украинского наступления на Крым, которое, несомненно, отражало в себе и общие представления политических кругов Москвы о возможных итогах кампании против ханства или оказывало влияние на их формирование. Самойлович полагал, что даже если в результате похода на полуостров «хан или салтаны, или мурзы, или беи помышляти учнут о побежищи своем во время утеснения своего за море», то население Северного Крыма — «многие татары горние, которые на побежищи способности не имеют», возможно пожелают вести переговоры с царским правительством, чтобы «о целости своей им, великим государем, челом ударить»[246].

В русле этих консультаций в феврале 1687 г.