Русско-турецкая война 1686–1700 годов - Андрей Геннадьевич Гуськов

и нелюбья никакова не чинили и никаких им досадных и поносных слов не говарили и ничем их не укоряли, для того, что они, Войска Запорожского казаки (в тайном наказе упомянуты также калмыки «и иных народов» люди. — Авт.) великим государем служат верно и всегда на их государских службах бывают с ними ратными людьми вместе и над неприятельскими людми промышляют за одно». В-третьих, Голицыну и остальным воеводам следовало «над генералы и над полковники и над началными людми смотрить и беречь, и приказывать им с великим страхом, чтоб они, будучи на их, великих государей службе полков своих ратных людей для своих прихотей и корыстей ничем не теснили и обид и налог никаких им не чинили и никакова изделья делать и работы никакие работать на себя и на друзей своих не заставливали». Запрещалось также отпускать домой без разрешения из полков ратных людей, тем более за взятки (этой рекомендации в статье А. Х. Востокова нет, возможно, она просто пропущена автором). В-четвертых, взятых пленных полагалось немедленно допрашивать, после чего возвращать тому, кто их захватил с правом держать у себя или продавать русским и служилым иноземцам. Если пленник мог себя выкупить, «окуп» также полагался тому, кто его захватил, если пленника меняли на русского человека, то его хозяин получал с него выкупную сумму (эта рекомендация почему-то есть только в тайном наказе).

Большое значение придавалось поддержанию боевого духа русских войск в ходе полевых сражений и осад крепостей, в котором ведущую роль должно было сыграть духовенство во главе с протопопом Рождественского кремлевского собора Захарием и сопровождавшим его причтом. Перед генеральным сражением следовало провести молебен для войска: «петь молебное пение с прошением о победе», в ходе битвы возить по полкам животворящий крест, воодушевляя ратных людей сражаться «за святые Божие церкви и за них, великих государей, и за все Московское государство против врагов креста Христова» (в тайном наказе эта тема изложена более развернуто; сражаться полагалось в том числе и за «избавление единокупельной братии своей, православных христиан»). В случае победы требовалось «петь благодарствие по чиновной книге»[254].

Дипломатическая часть тайного наказа касательно переговоров с Крымом[255] уже освещалась выше. В официальном наказе боярам и воеводам предписывалось в случае получения сведений о направлении послов в Москву из Крыма и Турции не пропускать их в столицу, но «чинить договоры» с ними «по тайным статьям», посланным с Шакловитым, информируя об этом великих государей. Никаких условий заключения соглашения с Крымом, обнародованных в тайных статьях, здесь не содержалось[256] — и это, пожалуй, было главным принципиальным различием обоих наказов. А. Востоков также отмечает, что Голицын получал право непосредственно сноситься с союзником — польским королем[257]. В официальном наказе главнокомандующий, бояре и воеводы получали право переписки с коронными и литовскими гетманами, а также с сенаторами Речи Посполитой[258].

В целом несомненно, что сам отпуск воеводы Большого полка без наказа был неслыханным прецедентом, и поэтому правительство Софьи после некоторых колебаний предоставило Голицыну не только «тайные статьи», но и официальный наказ. Оба документа давали главнокомандующему обширные военные и политические полномочия, однако выделить в них особенное и общее с другими подобными документами (особенно в военной части) сложно без сравнительного изучения в контексте других подобных источников. Можно, однако, сравнить тайные статьи 1687 г. и, например, статьи от 8 апреля 1678 г., направленные главнокомандующему русской армией на юге Г. Г. Ромодановскому и гетману Ивану Самойловичу касательно ведения военных действий или постановления царя и Боярской думы от 12 апреля 1678 г. о полномочиях Г. Г. Ромодановскому для переговоров с Турцией. Следует отметить, что оба последних документа по сравнению с тайными статьями Голицыну были приняты при участии не только царя, но и патриарха, и широкого круга думных чинов, скреплены боярским приговором. Несмотря на полномочия действовать в зависимости от ситуации, и в первом, и во втором случаях правительственные инструкции все же гораздо более конкретно очерчивали те условия, в которых гетман и боярин могли вести военные действия (укреплять Чигирин, снабжать его продовольствием и др.), на которых Ромодановский (с ведома Самойловича) мог договариваться с турецкой стороной; содержали возможные варианты переговоров и предлагали примерные аргументы русской стороны, подчеркивали необходимость информировать о ходе дипломатических контактов посольских дьяков[259]. В сравнении с этими инструкциями политические полномочия Голицына были чрезвычайно широкими, по сути, подменяя собой власть царей и Боярской думы. Более того, в случае «тайных статей» Шакловитого их делегирование, судя по всему, произошло совершенно непублично, без официального правительственного утверждения. Наказ, посланный с Щербатовым, должен был частично исправить это положение (хотя утверждался ли он царями и думой, также не ясно). Однако что касается военных функций Голицына, то здесь суждение А. Х. Востокова, относящего к «чрезвычайно широким полномочиям» главнокомандующего среди прочего «право суда и расправы в войске»[260], представляется излишне преувеличенным. Скорее думается, что конкретные военные рекомендации и традиционные военно-гражданские компетенции воеводы Большого полка должны были «прикрыть» в тайных статьях именно фактически неконтролируемые возможности Голицына принимать важные политические решения без оглядки на Москву.

Подготовка выступления

Выехав из Москвы в конце февраля, в начале марта Голицын проехал Тулу, в 15 верстах от которой, в Ясной Поляне, главнокомандующему «явилися» запорожские казаки, которые везли отписку Косагова и грамоту царям от крымского хана. «Оберегатель» отправил запорожцев в Москву со своим сыном Алексеем, провожавшим отца[261].

16 марта на пути к месту сосредоточения войск, в Белополье (сотенный город Сумского полка), Голицын встретился с гетманом Иваном Самойловичем для обсуждения будущего похода. Выступать было решено в день св. Георгия, 23 апреля, поскольку стало очевидно, что ранее войска собраться в «указные» места не смогут, а фураж для лошадей не будет доставлен. Соединиться русская армия с гетманскими отрядами должна была за Ворсклой, не доходя р. Орели. Кроме того, было решено направить подкрепление в Каменный Затон к Косагову, чтобы устрашить «неприятеля» и «привести его к замешанию и войск ево разделению»; выслать гонцов на Дон с призывом к донским казакам атаковать крымские владения, а к калмыкам — с указом соединяться с русскими войсками для похода на Крым, наконец, к коронным и литовским гетманам, а также к молдавскому и валашскому господарям — с призывом активизировать борьбу против турок и татар. Для снабжения вой ска провиантом гетман также должен был разослать универсалы по Украине, приглашая купцов везти продовольствие в расположение русских войск.

Однако самым важным решением было постановление Голицына и Самойловича отправить посланника