Уникальный экземпляр. Истории о том о сём - Том Хэнкс

С приближением к эвкалиптовому дереву Керк перестал ощущать ногу; боль как-то испарилась. Он сумел разглядеть и машину, и женское лицо, улыбавшееся его отцу. Фрэнк повернулся лицом к женщине, так что Керку был виден лишь его затылок. Фрэнк сказал что-то вроде «мне пора», но не двинулся с места. Безмятежный, спокойный отцовский тон подсказывал Керку, что папаша никуда не торопится.

Так же медленно Керк вернулся на тротуар, обогнул угол и снова вошел в кафе.

В противоположной от входа стене были окна, выходившие прямиком на пустую парковку в тени эвкалиптов.

Керк пересел туда и вытянул шею. Он видел, как женская рука отдыхает на плече у Фрэнка, как играет пальцами в его просоленных морем волосах. Отец болтал кофе мокко в своем бумажном стакане. Причем сидел он на расстеленном пляжном полотенце — можно было подумать, гидрокостюм у него не сохнет. Брюнетка что-то сказала и вновь засмеялась. Фрэнк тоже засмеялся — таким Керк его еще не видел: улыбка во весь рот, голова запрокинута, глаза прищурены — ни дать ни взять немое кино, беззвучный диалог за окнами «Старбакса». Слышны были только удары пальцев по многочисленным клавиатурам и заказы различных сортов кофе премиум-класса.

— Может, присядете? — обратилась к Керку бариста, которую, судя по бейджу, звали Селия. В руках она держала аптечку. — Хотя бы повязку наложить.

Керк послушно опустился на стул. Селия начала бинтовать ему ногу; белая марля тут же превращалась в красную. Взгляд в тень эвкалиптов открыл Керку длинноволосую брюнетку, подавшуюся вперед: губы слегка приоткрыты, голову наклонила — на всеобщем языке тела это означало только одно: прелюдию к желанному поцелую. Фрэнк тоже подался вперед.

Переход через шоссе в обратном направлении свершился как в тумане, но Керка преследовала единственная мысль: как бы достать серф с крыши прицепа. Он опять побрел к Марсу. На лайнапе тусовалась куча народу, вот-вот мог начаться многочасовой отлив. Возле отцовской доски и торчавшего рядом плавника Керк опустился на песок; во рту у него пересохло, глаза блуждали, слух не воспринимал ни рева волн, ни шороха прибоя. Окровавленная повязка напомнила, что ногу покалечил его собственный серф, вот только случилось это… когда? С месяц назад.

Он медленно отлепил пластырь и размотал насквозь пропитавшийся кровью бинт, сжимая липкий ком в кулаке. Потом вырыл в песке лунку, причем глубокую, бросил на дно марлевый ком и тщательно закопал. Из раны хлынула кровь, но Керк не обращал внимания, равно как и на отек, и на боль. Мысли заметались, к горлу подступила дурнота, и он испугался, что вот-вот заплачет. Но нет. Пусть отец вернется в любое время — он увидит, что его сын приходит в себя после несчастного случая на воде и ждет, когда закончатся деловые переговоры, чтобы можно было отправиться туда, где ему наложат швов сорок как минимум.

Мимо так никто и не прошел: никто не поднимался из воды и не спускался по тропинке. Сидя в полном одиночестве, Керк возил пальцами по песку и потерял счет времени. Жаль, книги с собой не было.

— Что за чертовщина! — Фрэнк размашисто шагал по песку, не сводя вытаращенных глаз с Керка и его раны. — Кто тебя так?

— Моя собственная доска, — ответил Керк.

— Боже правый! — Фрэнк опустился на песок, чтобы осмотреть рану. — Подозреваю, что ты ойкнул.

— Да уж конечно ойкнул, — поддержал Керк.

— Боевое ранение, — сказал Фрэнк.

— Клевый подарочек на девятнадцать лет, — поддержал Керк.

Фрэнк рассмеялся, как рассмеялся бы любой отец, когда его единственный сын держит удар да еще и стоически шутит.

— Ладно, погнали в больницу, рану надо промыть и заштопать.

Фрэнк взял доску и плавник.

— У тебя останется дьявольски сексуальный шрам.

— Ага, сексуальней некуда, — поддержал Керк.

И последовал за отцом вверх по тропе, чтобы уже не возвращаться на Марс отныне и вовек.

Первое августа — дата, вообще говоря, малопримечательная: ну, первый день последнего месяца лета; бывает, что самый жаркий день в году, хотя и не обязательно. Но нынче — обалдеть! — много чего произошло именно в этот день.

У маленькой Шарри Монк совсем расшатался очередной зубик, в 9:15 ожидалось лунное затмение, но самое главное — Бетт Монк (мать Шарри, ее старшей сестры Дейл и младшего братишки Эдди) перевозила их всех в дом с тремя спальнями на Грин-стрит. Дом был настолько живописным, что она, увидев его в каталоге недвижимости, сразу поняла: вот здесь и надо поселиться. У Бетт — хоп! — и возникло видение: она хлопочет на кухне и кормит детей завтраком. Ставит на плиту сковороду с длинной ручкой, переворачивает блинчики, а дети, уже в школьной форме, дописывают уроки, сражаясь за последний стаканчик апельсинового сока. Эта картинка оказалась настолько четкой, настолько особенной, что вопрос о покупке дома решился сам собой… Да, и этот вековой платан в палисаднике тоже будет принадлежать ей. Им всем.

Видения — или как еще их назвать? — у Бетт случались. Не каждый день и безо всякой духовной подоплеки, просто сверкала какая-то вспышка, и перед глазами — хоп! — возникало будто бы старое фото, сделанное давным-давно на отдыхе и вызывающее отчетливые воспоминания обо всем, что было до того и после. Как-то раз ее муж, Боб Монк, пришел с работы и — хоп! — Бетт увидела, причем в цвете, как он, сидя в ресторанчике близ отеля «Мишшен Белл Мэрриот», держится за руки с Лоррейн Коннер-Смайз. Лоррейн работала в отделе консалтинга у него в фирме, и у них была масса возможностей снюхаться. В долю секунды Бетт поняла, что ее брак из образцового превратился в пыль. Хоп.

Надумай она пересчитать такие видения (начиная с раннего детства) и припомнить, как они сбывались, Бетт, наверное, обратилась бы мыслями к званому ужину, который весь вечер услужливо подкидывал ей примеры: грант на учебу, который она выиграет через четыре года после того, как узнает о его существовании, комнатка в общежитии, которая достанется ей в Айова-Сити, первый мужчина (не Боб Монк), подвенечное платье, в котором она будет стоять у алтаря (с Бобом Монком), кабинет с видом на реку Чикаго, который она займет, успешно пройдя собеседование в «Сан-таймс», телефонный звонок, который она предвидела в тот вечер, когда ее отца и мать сбил пьяный водитель. В ванной комнате она с одного взгляда на полоску пробы на беременность определяла пол будущего ребенка. Список можно было продолжать до бесконечности. Между тем она не придавала особого значения этим видениям, не строила из себя провидицу или всеведущего экстрасенса. Бетт считала, что такая способность свойственна большинству людей, просто они этого не осознают. К тому же не все ее видения сбывались. Однажды она увидела себя участницей телевикторины «Своя игра», но ее туда не позвали. И все же процент совпадений впечатлял.