О чем молчат твои киты - Александр Викторович Тюжин

едва различимо выпирал карбонад. Сердце заколотилось в бешеном ритме, так, что запульсировало в висках. Надо было идти в другой отдел, но я неожиданно набрался наглости, вытащил из кармана ключи, подошел к сосискам, выбрал самые дорогие «Микояновские» и, разорвав ключами пленку, быстро очистил освободившуюся сосиску и засунул ее в рот.

Кайф.

Давно не ел сосисок. Давно не ел таких вкусных сосисок. И плевать, что сырая, так даже вкуснее.

Обнаглев до предела, я оторвал еще одну сосиску, спрятал в толстовку и отправился дальше. Съем чуть позже.

На этот раз проделать все незаметно не удалось. Кудрявый беззубый малыш в коротеньких шортах и майке с Бартом Симпсоном увидел, как я отрываю сосиску, и, раскрыв рот от удивления, пялился на меня так, словно встретил настоящего Барта Симпсона или его папашу Гомера. Он дернул такую же кудрявую и невысокую женщину в кедах, разглядывающую полку с печеньем, за платье и стал указывать на меня пальцем.

К счастью, женщина отмахнулась от ребенка и даже не взглянула в мою сторону.

Я же улыбнулся малышу, как будто ничего не случилось, и быстрым шагом направился дальше.

Кровь бурлила, как огненная лава вулкана.

Понятно, что никто меня не посадит, но и по голове за такие поступки не погладят. А иногда очень хочется побыть непослушным, сделать что-нибудь непринятое, что-нибудь запретное.

И я снова погладил толстовку.

Надо что-нибудь купить, а то будет совсем палевно.

И я направился в хлебный. Выбрал лаваш. Огляделся и, разорвав пакет, вытащил из него лепешку, порвал ее и завернул в нее сосиску.

Так гораздо вкуснее, только соуса не хватает.

Где там у нас стояли соусы?

Соус я не нашел, зато наткнулся на того малыша с мамашей. Он снова уставился на меня, как на создателя «Майнкрафта», и стал тыкать пальцем.

Пацан, где твои манеры?

Не дожидаясь продолжения, я юркнул в соседний проход и быстрым шагом направился дальше.

Вот малец, всю малину мне портит.

Надо будет вернуться за нормальным лавашом.

А пока что соусы. Вот и они.

Развелось, как собак нерезаных. Проклятая конкуренция.

Я выбрал грибной. И, уже даже не оглядываясь, смачно полил мой импровизированный бутер.

Вкусно, черт возьми.

И опять эти двое.

Поесть нормально не дадут.

Запихнув бутер обратно в толстовку, я решил поступить умнее и направился в отдел техники и бытовой химии. Вот тут народа точно нет.

Лишь бы на камеры не наткнуться или на работников гипермаркета.

Отыскав так называемую мертвую зону, я наконец облегченно выдохнул и с удовольствием расправился с сосиской.

И почему я так не делал раньше?

Вот придурок. Можно же было регулярно здесь питаться. Еще и винишко попивать, если приловчиться.

Главное, чтобы не начало тошнить.

Но мне было так хорошо, что даже рвота решила не напоминать о себе и не беспокоить. Чудеса какие-то.

Облизав губы, я причмокнул от удовольствия. Какие на хрен кашки? Вот оно, удовольствие от еды.

Взять лаваш, туалетную бумагу и на кассу.

Но, как говорят, аппетит просыпается во время еды.

До кассы я добрался только через час.

Попробовав четыре салата, самый крутой – «Цезарь»; погрызя орехи, самые вкусные – «Бразильские»; выпив баночку «Доктор Пеппер»; съев шоколад трех «киндер-сюрпризов»; и засунув в толстовку дорогой творожный сырок «Александров», я решил, что для первого раза хватит.

Сырок мне, в общем-то, не хотелось брать, просто я его никогда не пробовал, а он, собака, дорогой, и вряд ли бы я его когда-нибудь купил, так что тупо проснулась жадность и сказала: «Возьми его». А отказать у меня простонапросто не хватило сил.

Малыш, к счастью, меня не выдал.

Правда, на кассе все равно задергалась рука. Я старался не подавать виду, но внутри меня просто кошмарило. Вот он, вот он долбаный адреналин. Представляю, что чувствуют настоящие грабители, которые выносят из банков по несколько десятков миллионов. Им вообще должно сносить крышу.

Так, спокойнее, спокойнее. Моя очередь.

– Все у вас? – словно почувствовав, спросила пухлая кассирша, по которой было сложно определить возраст. Скажем так, от 39 и выше.

Я кивнул.

– Пакет?

– Что?

– Пакет нужен?

Долбаные пакеты. Как они достали этим вопросом. Даже если возьмешь бутылку лимонада или сникерс, все равно посмотрят как на идиота и спросят про пакет.

– Давайте.

Она рассчитала.

Я облегченно выдохнул и погладил толстовку.

Прокатило.

Вот я и стал преступником. Иду гордой походкой к выходу.

И тут сзади голос охранника:

– Молодой человек.

Значит, не прокатило.

В голове сразу же возникла сцена… 

* * *

ИНТЕРЬЕР. ПОДСОБКА. ВЕЧЕР.

В подсобке темно, никого не видно. Тишина. Вдруг резко включается свет настольной лампы, и становится видно стол, за которым сидят двое охранников, а напротив них, привязанный к стулу и со скотчем во рту, я.

Свет лампы бьет мне в глаза. Я жмурюсь, стону.

Первый охранник злобно улыбается и бьет по столу.

Второй задумчив, даже печален.

– Будешь говорить? Ты будешь говорить? – яростно вскрикивает первый охранник и продолжает. – О, ты нам все расскажешь. Все-все до мельчайших подробностей, даже как звали морскую свинку твоей соседки.

Я мычу в ответ, пытаясь сказать, что у моей соседки не было никакой свинки, ей вообще девяносто три года, и вряд ли она хоть чем-то их заинтересует.

– Спокойнее, спокойно, Иван, – шепчет второй охранник, – видишь, он не против пойти на контакт.

Я утвердительно киваю с бешеной скоростью. Конечно, готов, еще как готов.

– Видишь? – повторяет второй охранник.

Первый охранник[1] медленно, с наслаждением отрывает скотч от моего рта.

Я ору как ненормальный.

– Заткнись! – командует мне Иван.

Я замолкаю, но ненадолго. Боль слишком жгучая.

Это злит Ивана, и он бьет меня прямо в печень. Боль тут же разлетается по всему телу, и на несколько секунд я отключаюсь. А когда прихожу в сознание, то вижу, что второй охранник невозмутимо сидит на своем месте, а вот Иван нервно расшагивает по подсобке и недовольно произносит:

– Да что с ним церемониться? Навалять ему по почкам, будет знать, как нас обворовывать, урод.

– Не положено, – хладнокровно отвечает второй охранник.

– Все у тебя не положено, не по уставу, Матвей, – негодует Иван.

– Очнулся, – кивает в мою сторону второй охранник[2].

– Говори, сука! – взрывается Иван.

– Да что сказать? Что? – со слезами на глазах вопрошаю я.

– Ты на хрена киндеры спер? Тебе сколько лет, придурок?

– Не надо оскорблять парня, Иван. Не переходи на личности, – осаждает его Матвей, – действуем строго по инструкции.

– В гробу я видел эту инструкцию, – негодует Иван, – отвечай, гнида.

– Я не гнида, я