Карл Смелый. Жанна д’Арк - Александр Дюма

графа де Фуа и малолетнего герцога Орлеанского, в роли крестного отца которого он неза­долго до этого выступил.

Он женил графа де Фуа на своей сестре и собирался женить герцога Орлеанского на своей дочери: жениху было тогда два года!

Со стороны Людовика XI, отдавшего в этот момент Геную, Савону и Асти, то есть лучшую часть наследства малолетнего герцога, удерживать при себе ребенка было разумной мерой предосторожности: разве в обмен на это наследство Сфорца не мог помочь королю захватить Савойю?

А в ожидании того времени, когда он захватит Савойю, Людовик захватывал принцев.

В один прекрасный день, когда старый герцог Филипп Бресский, преследуемый собственным сыном, рискнул оказаться в Лионе, его зять, король Франции, задержал беглеца и поместил в замок Лош.

Замок Лош напоминал магнитную гору из «Тысячи и одной ночи»: стоило ступить туда ногами, как их уже невозможно было оттуда оторвать.

В Савойском доме, откуда Людовик взял себе жену, была еще одна дочь на выданье, и он предложил ее королю Англии.

Граф де Шароле усмотрел в этом выпад против себя и парировал удар, устроив брак английского короля с Эли­забет Риверс, хотя этому противились Уорик, желавший, чтобы Эдуард IV получил супругу из рук Людовика XI, и лорд-мэр, заявивший: «Прежде чем король Англии женится на этой женщине, это будет стоить жизни более чем десяти тысячам человек!»

Так что на этот раз Людовик XI оказался побежден графом де Шароле: то был реванш за города на Сомме: граф и король играли партию за партией.

Добрый герцог находился в это время в Эдене. Король отправил к нему королеву и принцесс, а затем отпра­вился туда сам, стараясь выглядеть в глазах старика любезным, добрым и предупредительным. Герцог ничего более не говорил о злосчастных городах на Сомме, ибо слишком горевал об их утрате, и Людовик решил, что тот о них забыл. Так что он завел разговор о выкупе Булони, а также Лилля. Старый герцог не осмелился произнести «нет».

— Шароле не согласится, — промолвил он.

В глазах Людовика XI промелькнула молния.

— Что ж! — ответил он. — Поручите мне образумить этого непослушного сына, и я верну его вам шелковым!

Филипп вспомнил, как Людовик XI образумил своего отца Карла VII Король разоткровенничился с ним в лесу; добрый герцог испугался этого лиса, выпускавшего из-под своей шкуры тигриные когти, и предпочел спа­стись бегством.

Король не хотел уезжать ни с чем и воспользовался этой поездкой, чтобы посетить пограничные области Фландрии и Пикардии, Абвиль, Аррас и Турне, причем в соответствии со своими привычными правилами: с небольшой свитой, без помпы, как простое частное лицо; он всегда питал отвращение к пышным приемам, празд­нествам и торжественным речам.

В Абвиле все жители вышли встречать короля на глав­ную площадь и прилегающие улицы; однако король оста­вил свой кортеж в четверти льё от города, сошел с лошади и пешком один вошел в город, как если бы был обычным горожанином.

Тем не менее, признав в нем чужого, жители предме­стья остановили его и спросили:

— Вам не встречался король?

— Король, — ответил он, — это я.

Однако славные горожане, видя на нем старую шляпу и поношенное платье, приняли его за сумасшедшего или за шута и начали насмехаться над ним; но тут они на­ткнулись на серьезного противника, ибо он был величай­шим насмешником на свете. Так что он принялся отве­чать им тем же, но, поскольку насмешки его были убийственными, дело стало принимать для него дурной оборот. К счастью, в этот момент прибыл кортеж, и горо­жане поняли, наконец, что перед ними король; если бы не это, он рисковал быть побитым камнями.

И потому начиная с этого дня он стал выбирать при въезде в город настолько дальние пути, что в конечном счете ему удавалось добраться до своего пристанища незамеченным, а иногда даже он покидал город прежде, чем становилось известно, что он туда въехал.

Из этого воспоследовало вот что: когда где-либо ожи­дали короля, эшевены закрывали все городские ворота, кроме одних; если в городе не было ворот, то горожане перегораживали все улицы, кроме главной. И тогда странствующему королю приходилось проезжать через ворота, оставленные открытыми, или по неперегорожен- ной улице.

Однажды, когда он инкогнито проезжал через какую-то деревню, ему понадобилось написать письмо; однако все его секретари были заняты в это время разными делами, и рядом с ним не оказалось никого, кто умел бы писать. Славный король Людовик, хотя и был великим грамо­теем, не очень любил писать собственноручно. Заметив среди тех, кто его окружил, человека с письменным при­бором на поясе, он подозвал его.

Человек этот поспешил подчиниться приказу короля и раскрыл свой чернильный прибор, чтобы достать перо, но в этот момент оттуда выпали две игральные кости.

— О-о! — промолвил король. — Это еще что за пилюли?

— Remedium contra pestem[7], — нисколько не смути­вшись, ответил писец.

— Да ты, как я посмотрю, славный пройдоха, — сказал король, довольный ответом. — Ты мне подходишь.

И в самом деле, прямо в тот же день этот человек поступил к нему на службу.

VII. ДВОЕ КУЗЕНОВ

Пока король Франции совершал все эти прогулки, граф де Шароле находился в Горкуме, в Голландии.

В один прекрасный день Оливье де Ла Марш, оруже­носец графа, прибыл к герцогу Бургундскому; он явился к нему по поручению его сына, чтобы сообщить о доста­точно серьезном происшествии.

Некий головорез по имени бастард де Рюбампре, пре­жде долгое время служивший герцогу, но уже более года состоявший на службе у короля, был задержан в Горкуме в тот момент, когда он наводил справки об образе жизни графа, о часах его прогулок и о том, кто его обычно сопровождает. Арестованный в церкви, где он пытался укрыться, упомянутый бастард отвечал на вопросы крайне невразумительно, и у графа не осталось сомнений в том, что этот человек имел от короля Франции поруче­ние похитить его, как двумя годами раньше был похищен Филипп Бресский; подозрения графа подкреплялись еще и тем, что при получении известия об аресте бастарда его спутники бежали, бросив свое судно в порту Эрмю. Было их