Я забыла все на свете - Маэль Ферпье

Я до боли в пальцах впиваюсь в решетку. Доносится запах пищи. Я вспоминаю, что голодна, желудок возмущенно урчит.

– Терпение, терпение, – бормочет у меня за спиной Элифас. – Пусть обжираются, пусть чокаются. Наше время еще придет.

Я оборачиваюсь и прижимаюсь к решетке спиной. Сосед по-прежнему сидит в своем углу, вид у него отрешенный. Я беру с него пример и стараюсь отвлечься от плывущих ароматов.

Но обонянию не прикажешь. Я то и дело оглядываюсь и делаю попытки привлечь внимание Маргуля. Увы, он слишком далеко, к тому же поглощен ролью повара и по совместительству официанта. На полпути между камерами и столом колдунов сидит, прижавшись брюхом к колонне, Скрофа. Он довольствуется тем, что ему кидают колдуны: костями, сырными корками, очистками. Человек-кабан все это мигом сжирает, омерзительно чавкая.

Когда колдуны переходят к десерту, неподалеку раздается рычание, и я забываю о голоде.

– Просыпаются наши подружки, – объясняет Элифас.

Из камеры слева от него доносится шум. Там, похоже, заперты дикие звери. Внезапно на решетку бросается тощая фигура, к ней присоединяются еще три. Это существа среднего роста с серой кожей, изможденными лицами, безволосыми черепами. У них плавные движения, они легко переходят с четверенек в прямую стойку и обратно.

Одна просовывает руку между решетками и царапает пустоту, отделяющую ее от Элифаса. Кисть у вурдалакши четырехпалая, ногти длинные и черные, скорее даже когти. Большие черные глаза, тонкий нос, рот усеян страшными клыками. Все по очереди пытаются зацепить Элифаса и меня.

– Они как мы, – догадываюсь я, опускаясь на колени, чтобы лучше их разглядеть. – Изголодались!

– Но есть разница: они видят в нас не товарищей по неволе, а лакомую добычу.

– Они умеют разговаривать? Вы пытались с ними заговорить?

Пережив первоначальный шок, я готова сострадать вурдалакшам. Я так проголодалась, что понимаю их состояние. Если бы в соседнюю камеру принесли гамбургер с жареной картошкой, я бы сделала все, чтобы дотянуться до еды, – да я пол рыла бы, лишь бы насытиться! Как ни отвратителен нам враг, не мешает вникнуть в его положение.

– Пытаться с ними говорить? – недоумевает Элифас. – Вот еще! Они – дикие звери.

– То же говорят о догронах. А на самом деле они – друзья.

– Те два мастодонта – ваши друзья? Вы меня поражаете, юная девица. Вы не так просты, как мне казалось.

Утвердительно киваю, сознательно пропуская мимо ушей конец фразы. Комплимент или осуждение? Я подхожу к решетке между нашими с Элифасом камерами.

– Послушайте! – тихо зову я. – Мадам вурдалакши!

Одна, наиболее крупная из четырех, тут же на меня оборачивается. Она в клетке самая спокойная; можно подумать, что на остальных лежит повинность охотиться и кормить ее. Она прижимается лицом к решетке со своей стороны, просовывает голову между двумя прутьями. Несмотря на расстояние, меня пугает взгляд ее черных глаз. Я чувствую себя мышью перед большой кошкой. Не слишком ли я рискую? Мысль, казавшаяся разумной всего несколько минут назад, теперь выглядит сомнительной.

Но я проявляю упорство.

– Добрый вечер. Мы еще не знакомы. Я пришла совсем недавно с колдуном Эликсом и двумя догронами.

Я указываю на обеденный стол. Вурдалакша смотрит туда же, а не на мой палец – признак ума.

Теперь я указываю на своего соседа.

– Этого человека зовут Элифас. – Я говорю тихо, чтобы нас не подслушали. – У нас созрел план бегства. Может быть, вам понятны мои слова?

Вурдалакша долго на меня смотрит, словно хочет загипнотизировать. Она стоит так прямо и так неподвижно, будто высечена из мрамора. Ответа не будет, уныло говорю я себе с печальным вздохом. Я уже готова отойти от решетки и сесть, но тут происходит чудо.

– Лисс, – шепчет вурдалакша на невольничьем языке.

– С ума сойти! – ахает Элифас, ероша пятерней свои рыжие волосы.

– Можете повторить? – спрашиваю я.

Мне нужна уверенность, что это не галлюцинация. Путешественник уже приготовил свой блокнот и занес над страницей карандаш.

– Лисс, – повторяет вурдалакша.

– Если нам удастся выбраться из камер, хотите, чтобы мы и вас выпустили? – спрашиваю я, бросив сначала вопросительный взгляд на Элифаса и решив не обращать внимания на его испуганную гримасу.

Выпустить вурдалакш – значит рисковать, что они на нас набросятся. Но они пленницы, как и мы. У нас одинаковая судьба, и я не могу позволить себе сбежать, не предоставив им того же шанса.

– Лисс.

– Если мы вас выпустим, вы обещаете на нас не нападать?

Наконец-то мраморная статуя оживает. Она долго смотрит на двух колдунов за столом, потом, щурясь, снова поворачивается ко мне. Не злоба ли то, что я вижу на ее лице?

– Лисс! – рычит она.

– Вы главная в этой стае? Вы ручаетесь за остальных?

Желая, наверное, доказать мне, что тревожиться не о чем, она поворачивается к своим подружкам и отдает приказ на своем языке. Ее шипение сразу приструнивает остальных. Они становятся на четвереньки и ретируются вглубь клетки.

– Лисс! – победно произносит вурдалакша, обращаясь ко мне.

– У вас есть имя?

– Ссскритшин, – произносит она своим шелестящим голосом.

Отрадно слышать от нее что-то, кроме «да». Она повторяет свое имя, трогая лицо, потом, указывая на вора, произносит с изрядным шипением его имя – Элифас. Наступает мой черед назвать себя, но я вынуждена мотать головой: я ведь не знаю своего имени.

– Сага, – подсказывает Элифас. – Ее зовут Сага.

– Сссага, – повторяет вурдалакша.

После этих волнующих переговоров остается одно – ждать.

Трапеза колдунов завершена, тем не менее они никак не встанут из-за стола: тянут и тянут свой зеленый напиток. Судя по изменившимся голосам, оба захмелели. Чем дальше, тем сильнее их клонит в сон. Но ни тот, ни другой не изъявляют готовности идти спать. Это как игра – кто дольше продержится. Жалкое зрелище! Не думала, что колдунам свойственно такое мелкое тщеславие.

Так продолжается до тех пор, пока не раздается звук падения. Эликс свалился со стула первым. Теперь он громко храпит, уткнувшись носом в мозаичный пол. Гразиэль хохочет и неуклюже поднимается. Его качает, как на борту лодочки, застигнутой штормом. Один из догронов подбегает к нему, чтобы помочь, и некромант валится ему на руки. Глаза бы мои не глядели на обоих пьянчуг!

– Вот момент, которого я дожидался, – говорит Элифас, вскакивая.

Он достает из кармана две плоские железки и вставляет их в личинку замка. Несколько секунд – и дверь распахивается. Вор неслышными шагами выходит на свободу. Можно подумать, что он всю жизнь только и делает, что вскрывает замки.