Закон маузера - Валерий Большаков

А после удирали по ночам, в одиночку или вдвоём, к красным, благо бежать недалеко…

Самой малочисленной в батальоне была вторая рота.

Вот её и пополнили семьюдесятью мобилизованными шахтёрами.

— Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие!

Авинов так глубоко погрузился в думы, что расслышал сей призыв не сразу.

— Прости, братец, задумался.

Подбежавший Курицын отдал честь и сказал, весело ухмыляясь:

— Соломки свежей не желаете? Под бочок?

— Желаю! — оживился Кирилл.

— Сей момент!

Вскоре целый взвод похохатывавших солдат натаскали в товарную теплушку, где собрался ночевать Авинов, пахучую гору душистой соломы.

— Не перина, чай, — развёл руками вестовой, — а всё мягче!

— Спасибо, братец!

— Так рады ж стараться!

Исаев как следует натопил печку, но выспаться капитану бронероты не дали — случилось ЧП.

Было далеко за полночь, когда полковник Туркул отправился по сторожевым охранениям проверять полевые караулы и сделал неприятное открытие — офицер второй роты, штабс-капитан Лебедев, был заколот штыком.

Лебедев ушёл в полевой караул с шестью солдатами из Государева Байрака, а те и бежали, приколов своего офицера.

Командир батальона тут же снял вторую роту с охранений и отправил её в резерв.

Петерс, узнав о преступлении, не изменился в лице, остался спокоен. Понурился только, посуровел.

— Господин полковник, — произнёс он, — разрешите мне привести роту в порядок.

Жёсткое лицо Туркула слегка разгладилось.

— Не только разрешаю, — сказал он, — но и требую.

Петерс повернулся кругом и удалился к своим.

— Строиться!

Вторая рота поспешно выстроилась вдоль вагонов.

Ночь была на диво ясная, луна, хоть и мутноватая, заливала холодным сиянием заснеженную степь.

Не здороваясь, Евгений Борисович прошёлся вдоль строя, скрипя плотным снегом, прибитым ветрами.

— Господа офицеры, — проговорил он, — старые солдаты и добровольцы десять шагов вперёд шагом марш.

От второй роты мало что осталось — одни бывшие красноармейцы да шахтёры. Человек шестьдесят или семьдесят молодых лбов.

Они беспокойно посматривали на Петерса, а тот молчал, только подбородок гладил, будто проверяя, хорошо ли тот выбрит.

— Рота, зарядить винтовки… — приказал он негромко. — Курок.

В тишине, ранее перебиваемой разве что дыханием полусотни парней, сухо защёлкали затворы.

— На плечо. Направо шагом марш.

И Петерс повёл вышедших из доверия в степь, шагая впереди с наганом в руке.

— Куда это он? — заволновался поручик Вербицкий. — Не пойму…

— На фронт, — сухо сказал капитан Иванов.

И впрямь командир второй роты повёл своих «неблагонадёжных» чуть ли не в расположение красных.

Но нет, не доходя каких-то ста шагов до окопавшихся бойцов 1-й Украинской советской армии, Петерс повернул вдоль фронта и — шагом марш.

Версты две маршировали по снегу, а после — кругом! — и обратно потопали.

Издалека были видны чёрные фигуры солдат да отблескивавшие штыки.

Так они и ходили всю ночь, протаптывая широкую тропу, спотыкаясь, шатаясь, но ни полслова не говоря.

Лишь когда забрезжила заря, Петерс привёл мобилизованных обратно.

Шахтёры и бывшие красноармейцы еле стояли, умотанные, с лицами в инее. Их командир выглядел не краше.[56]

С трудом удерживая равновесие, он приблизился к Туркулу и доложил:

— Господин полковник, вторая рота в порядке.

Антон Васильевич только головою покачал:

— Но что вы там с ними наколдовали, Евгений Борисович?

— Я не колдовал, — глухо выговорил Петерс. — Я только вывел их в поле на фронт и стал водить. Я решил: либо они убьют меня и все сбегут к красным, либо они станут ходить за мной. Я их водил, водил, наконец остановил, повернулся к ним и сказал: «Что ж, раз вы убиваете офицеров, остаётся только вас всех перестрелять, — и выстрелил в воздух, а потом сказал: — Там коммунистическая сволочь, которую когда-нибудь всё равно перевешают. Здесь Россия. Ступайте туда — тогда вы такая же сволочь, или оставайтесь здесь — тогда вы верные русские солдаты». Сказал и пошёл.

Тут замкнутое, закаменевшее лицо Петерса осветилось улыбкой:

— А они, все шестьдесят, попёрли за мной, как дети. Теперь они будут верными. Они ничего, шахтёрские ребята, они солдаты хорошие…

Газета «Санкт-Петербургские ведомости»: