Последнее слово за мной - Паула Уолл

Лидия оседлала Адама и понеслась на нем быстрее ветра. Оторопевший Адам продержался примерно секунд сорок пять. Когда все закончилось, она скатилась с него. Повернувшись к мужу спиной, Лидия уставилась в стенку. Адам, посчитавший произошедшее своей полной и безоговорочной победой, провалился не то в сон, не то в блаженную кому.

* * *

На рассвете Адам потянулся к Лидии, но ее на месте не оказалось. Он нашел ее на обрывистом берегу — она глядела на реку. Он зашагал к жене, окрыленный надеждой. Она сама пришла к нему. Она хотела его. Теперь все будет по-другому.

— Ты дрожишь, — промолвил Адам, набрасывая на ее голые плечи плащ.

Резко развернувшись, она залепила ему такую мощную пощечину, что он покачнулся и рухнул на землю. Прижав к горящей щеке ладонь, Адам лежал на траве и в ужасе глядел на жену. Лидия взирала на него сверху вниз с таким отвращением, с такой ненавистью, что он невольно сжался в комок.

Все, что когда-то восхищало Лидию в Адаме, его утонченность и светский лоск, теперь казалось ей ханжеством и слабостью. Руки у него были мягкие, он прикасался к ней так, словно она была сделана из стекла. Если в нем и была когда-то страсть, ее словно выхолостили, стерли. Остались только привычки и правила. Он был из тех мужчин, которые аккуратно вешают плащ, прежде чем заняться любовью, и она ненавидела его за это.

Заставив себя подняться, Адам посмотрел на Лидию. Потом развернулся и поплелся к дому.

— Небось теперь Бун Диксон нескоро заявится сюда починять чего-нибудь, — заявила миссис Микс, взбивая подушку на хозяйской кровати.

— Это почему же? — будничным тоном осведомилась Лидия, сидя за туалетным столиком и поправляя сережку в ухе.

— Да он на войну ушел, — ответила миссис Микс, расправляя простыню.

— На войну… — прошептала Лидия.

— Случись чего, его будет оплакивать половина местных баб, — заметила миссис Микс, сгребая в кучу грязное белье.

Домработница вышла и прикрыла за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Лидия уставилась на свое отражение в зеркале. Подняла руку, провела пальцами по губам, потом по шее, но ничего не почувствовала. Ее тело отзывалось лишь на прикосновения Буна.

Каждую среду Анджела Белл отправлялась в центр. И каждую среду доктор Монтгомери «совершенно случайно» сталкивался с ней. То, что Док по полчаса сидел у окна закусочной, ковыряясь в куске пирога и ожидая, пока на горизонте появится Анджела, не прошло незамеченным.

— Сроду не видел, чтобы мужик так втрескался, — сказал шериф, перекатывая зубочистку из одного уголка рта в другой.

— Она поймала его за волосы. Там, где они всегда короткие, — кивнул Вилли.

Естественно, все мужское население города думало, что она вовсю дает Доку. Естественно, все женское население разбиралось в ситуации лучше.

— Пес не станет танцевать и вертеться перед косточкой, которую уже успел погрызть, — сказала Дот, подталкивая к Бену Харрингтону его тарелку с обедом.

— Все зависит от косточки, — возразил шериф, глядя, как док перебегает через дорогу, догоняя Анджелу.

— Все зависит от пса, — не согласилась Дот и одарила Вилли таким красноречивым взглядом, что лицо повара запылало.

Трудно было признать в этой двадцатилетней женщине ту самую маленькую озорную босоногую дикарку. Глаза у нее были темные и манящие, и держалась она очень смело и уверенно, даже слишком уверенно для такой юной девушки. Горожане могли только догадываться, какие такие соблазнительные слова нашептывала Анджела доку. А иначе с чего бы он глядел на ее губы так, словно жаждал отведать их вкуса?

— Вам надо построить больницу, — заявила Анджела, когда они проходили мимо «Кондитерской».

— Больницу?

— До ближайшей пятьдесят миль.

Адам хотел зайти в кафе и угостить ее мороженым, но они уже ели мороженое на прошлой неделе. Он боялся, что поползут слухи.

— Например, в конце Мэдисон-стрит, на бывшей ферме Мэдисона, — гнула свое Анджела.

Мысль о больнице Адаму раньше и в голову не приходила. Но даже если бы и приходила, он не стал бы устраивать ее в конце Мэдисон-стрит. Это слишком далеко от центра, даже если проложить новую дорогу.

— Город будет расширяться, как раз в ту сторону, — сказала Анджела, словно прочитав его мысли.

Она остановилась поглазеть на шляпки в витрине «Мадемуазель». Она никогда не носила шляп, но тем не менее любила их разглядывать. Стоя к ней настолько близко, как только возможно, но так, чтобы руки их не соприкасались, Адам любовался ее отражением. Ему стоило чудовищных усилий не поцеловать стекло.

— Кр-р-расотка! Кр-р-расотка! — каркнул Роберт Э. Ли и присвистнул.

Анджела наклонилась, чтобы получше разглядеть выставленную в витрине сумочку, а Адам тем временем следил за ее губами. Он представлял, как стоит позади нее, обвивает руками ее талию, целует ее в шею…

— Для города это будет очень полезно, — промолвила она, выпрямляясь и глядя ему в глаза.

— Что? — непонимающе заморгал он.

— Больница, — терпеливо пояснила она.

Они вместе обошли вокруг площади. Анджела, как всегда, помахала мужчинам, вышедшим посидеть и отдохнуть на крыльце муниципалитета. Уловив аромат роз, доносившийся из сада «Клуба садоводов», она прикрыла глаза. А когда прочитала очередную поучительную банальность, вывешенную на доске у протестантской церкви, улыбнулась.

Сделав полный круг и дойдя до угла, где они встречались, Анджела всегда уходила не попрощавшись. Засунув руки в карманы и склонив голову, Адам невидящим взглядом таращился на тротуар. Он так глубоко задумался, что не заметил, как начался дождь.

— Как думаете, что это с доком? — спросил Бен Харрингтон, выглядывая в окно закусочной.

— Может, наконец дотумкал, что женат на стерве, — предположила Дот, протирая стойку. — Кстати, как тебе ветчина?

— То что надо.

— Купила у Ребы Эрхарт.

— И все равно что надо, — заключил Бен.

— Прикрой дверь, — сказал Адам вошедшей в библиотеку жене.

— Здесь слишком жарко, — возразила Лидия и оставила дверь распахнутой.

Адам и Лидия заговорили впервые с той памятной ночи. Все это время они ужинали в тишине и спали в одной постели, не касаясь друг друга.

В семье Монтгомери еще никогда не было разводов. Развод означал больше, чем просто нравственное и личное падение. Он означал крах в обществе, а это, по мнению Адама, было куда хуже. Супруги Монтгомери могли даже разъехаться, но не могли развестись.

Адам был готов нарушить семейную традицию.