Слабое свечение неба - Юрий Владимирович Сапожников

нацисты занялись ремонтом — надо добить танк, чтоб не напрасно погиб здоровяк-капитан, брошенный на своей ракетной позиции один на один с гадами.

— Коробка, вперед!! — прошипел Савельев в рацию, — Как слышно? Вперед, аккуратно, под бугром танк, за рекой бронемашина. Капитан наш — все…

— Понял, иду, — невозмутимо отозвался сержант и почти сразу до Савельева донесся свист Т-80, приближающийся, летящий окрест, отражаясь от оврагов, уносящийся ввысь.

Георгий ясно понимал, что бежать вперед, высматривая обстановку и свои стрелковые цели в дыму нет резона, штабные на другом берегу уже в укрытии, а БМП только ждет — кого еще тут можно накрыть из своей изящной пушчонки, благо рвать человеческое тело ей запросто.

— Да здесь все равно не останусь, — шипел про себя, по-пластунски подбираясь к берегу, Савельев, — Этак бы и капитану надо было — первую ракету стрельнул, да бежать к чертовой матери, а он перезарядку затеял …

— Ну, помчались, братья, умирать! — весело и зло крикнул Михаил в шлемофон, ткнул локтем Рому-наводчика, сам приник к визору, вцепившись в рукоятки, ощущая, как зубы слегка прикусили щеку, когда толстый Серега рванул с места, разгоняя сорокапятитонную стальную машину. Самолетный ультразвук турбины рвался и через наушники, в триплексах хобот орудия тилипается на ходу, кажется, будто гибкое ольховое черное деревце, в комле которого дремлет бронебойный снаряд. Как сказал Жора? Танк и БМП там. С «Метиса» был один выстрел, значит, капитана больше нет. Плохо это? Кому? Или кара ему такая? Тьфу, западло как. Сейчас, отомстим за земелю. Даст бог, живой он еще, поеду, подберу.

— Перебегай, братишка, назад и влево-о-оо!! — орал, переползая, Мыза, руками тыкал Константину, за его спину, дальше, за речную излучину. ВОГи у Мызы кончились, патроны берег и СОБРовцу кричал — кончай лупить, как в копеечку, патронов — мало!!

— Н-не-ее!! — мотал в грязи подбородком чумазого с блестящими дикими синими глазами лица, Константин, — ПТУР молчит. Где вторая ракета?! Капитана моего уделали… Я — к нему! Прикрой, братка…

— Да ты што, дура-а-ак! — Мыза перекатился, тянул его за скользкий глиняный каблук берца назад, в чахлые заросли, потому что уже виден чужой, вставший на подъеме танк, и очухавшаяся пехота прикрытия, вроде бы разглядела их обильно изгвазданную в грязи пару, — Не доберешься до него, дале-ее-ко… Навряд ли живой… Стой, кому говорю!..

Отвечая Мызе, в дальних, почти совсем срезанных кустах, над болотистым берегом, перекрывая гомон чужих солдат неподалеку и редкие автоматные очереди из-за реки, хлопнуло пустым погремушечным «пымм-мм» и последняя ракета из «Метиса», подброшенная зарядом, рванула к нацистскому танку, раскручиваясь на спиральной седой струе дыма.

Вихревой полет оперенной смерти наблюдал, наверное, экипаж застрявшего танка, пехота, бродившая вокруг своей машины в тумане дымзавесы, штаб группы и команда не до конца расправившейся с ракетчиком-капитаном азовской БМП с противоположного берега.

Зорину, сознание которого после промедола совершенно прояснилось, и голова будто остекленела, показалось, что ракета летит не быстрее брошенной палки, и что танк успеет починить гусеницу и уехать с места, и тогда — все напрасно… Когда же огненная шпага прожгла бортовой экран танка вместе с полыхнувшей камуфляжной сеткой и распустилась оранжевым вытянутым бутоном над подброшенными вверх крышками башенных люков и над речным руслом раскатился грохот взрыва — Виктор облегченно вздохнул и помахал рукой едва видимой на том берегу желтой в разводах азовской БМП, передавая свой последний привет. Он откатился в сторону от станины ПТУРа с пустым тубусом, немного прополз на локтях к реке, чтоб не видеть свою оторванную ногу с вывернутой стопой в блестящем влагой ботинке, валяющуюся неподалеку в раскисшей борозде, лег на спину, глядел в серое небо, искал ту самую птицу, которая своим настырным полетом к зениту заставила его немного еще пожить.

Т-80 с белой буквой выскочил на речной берег из-за бугра на полном газу, без остановки выстрелил на ходу через реку по чужой бронемашине, снаряд умчался с перелетом в затрещавший лесной бурелом, БМП, не рассчитывая удержать натиск танка, пошла на скорости на разворот, подставляя борта и корму, стремясь нырнуть за опушку перелеска, в разные стороны с берега рассыпаясь, побежали солдаты.

— Коробка!! Мишаня, «Джавелин» там, назад!! — орал в рацию Савельев, выбежав уже вместе с Мызой и Константином к реке, мимо горящего вражеского танка, мимо вопящих чужих раненых, но наши танкисты будто не слыхали — прибавив оборотов воющей турбине, с разгону мчались по понтонам через реку, поднимая вихри коричневой стылой воды. Остановить летящий вперед в атакующем порыве экипаж было уже нельзя, танкисты поливали из курсового пулемета замешкавшихся азовцев, у самого леса настигли БМП и ударом многотонного тела своего танка свалили в обрывистый овраг, так, что плоская башенка ушла в жижу, подмяв ажурную хищную пушку.

Савельева обогнал СОБРовец Костя с открытым ртом, короткими очередями, нелепо, из-под мышки поливающий кусты на том берегу, бухал ногами по воде, поднимая веера брызг, следом хрипящий Мыза бежал, разъезжаясь на мокром понтоне ногами, аккуратно добавлял пуль в шевелящиеся колтуны ивы. Георгий помедлил на своем, высоком берегу, выбравшись из клубов чадного дыма, на пригорке уселся на задницу, пристроив цевье винтовки в сгибе локтя, торопясь, искал в оптику вражьих ПТУРщиков. Они там, ждут Аронова, ждут наш геройский свистящий танк, у них граммофонная труба «Джавелина» и один шанс. Но им просто — выстрелил и забыл, не то, что давеча Зорину — сопровождать ракету «Метиса» до самой цели, глядя в заляпанный визир, подкручивая маховики наводки. А может, не успели нациков еще научить паны и пендосы, и они не смогут нажать нужную кнопку, сбегут, и поживет еще наш экипаж?

Ничего подобного, успели обучить, и никуда не сбежали — недаром на шевронах у них свастика, им назад нельзя, СС ведь тоже в плен не особо сдавались. Далеко, однако, убежали — метров сто от переправы, вверх по течению, копошатся, но одному пришлось встать — труба ракетомета на плече, примеряется в борт разделавшемуся с БМП русскому танку.

Опять, скажешь, мое сердце, нельзя мне этого? Молод он, или стар, наемник или селянин, на своей земле стоящий и метящийся во вражий ему танк, есть ли разница? Никогда не наступит эра милосердия, обманывал старик-еврей Жеглова в коммунальной квартире. После той адской бойни Второй мировой все оружие мира надлежало перековать на могильные кресты про запас и сложить из них монумент для напоминания потомкам, однако — нет… Люди станут убивать себе подобных, насколько им хватит сил. Ну, и ты человек, Георгий, стало быть — стреляй в гранатометчика, он