Нетелефонный разговор - Михаил Танич

Господи, не передумай! – Не верил я своему счастью и глядел на директора и впрямь как на Господа Бога. Квартира оказалась однокомнатной, в сталинском доме на Главном проспекте Тракторного завода. Сталинские дома! Их было мало, но они были добротными, с высокими потолками. И до сих пор еще, приглядитесь, в объявлениях об обмене пишут «в сталинском доме». И это похвально. Но и однокомнатная квартира в полуразрушенном Сталинграде – даже не знаю, с чем ее сравнить, разве что с королевским апартаментом в гостинице «Парус» в Дубаи. Да нет, что там «Парус»!

На следующий день мы наняли грузовую пятитонку, хотя вполне могли перевезти наше почти полное отсутствие имущества и на мотоцикле с коляской, и даже на детских санках. И вселились в свою, даже не выговорить, в свою квартиру, с кухней и ванной с газовой колонкой – горячая вода всегда!

Напротив был хозяйственный магазин, в котором поутру, до открытия, шла запись на платяные шкафы местного производства. Иногда их привозили – какое счастье! Неважно, что ящики и двери не закрывались из-за непросушенной древесины, – это было признаком новой и благополучной жизни. Мы, конечно, записались и долго ходили отмечаться, но нам так и не досталось это сосновое, пахнущее лаком, конечно, сверхплановое чудо. Какой-то острослов придумал, что в Советском Союзе квартиру и машину покупают только один раз! Далее идут варианты: покидают, разменивают, продают, передаривают, улучшают – всяко. И в отношении меня, когда изменились обстоятельства, это оказалось правдой. Нашлись люди в городе Орехово-Зуево под Москвой, готовые отдать нам взамен нашей однокомнатной Тракторной квартиры свою двухкомнатную, полуподвальную во Дворе Стачки.

Это было весьма колоритное место, Двор Стачки – там как будто еще продолжалась стачка на текстильной мануфактуре Саввы Морозова, хоть хозяева, разумеется, давно сменились. И вот отсюда я уже мог стратегически доставать Москву в электричке «Москва – Петушки» за 84 копейки, а когда их не было, без билета.

Я потерял стержень повествования, череду событий, что и за чем происходило в моей реальной, а не книжной жизни. Может быть, самое время задуматься: что за жизнь я прожил, зачем вообще мы приходим на этот свет, и обязаны ли мы, появившись не по своей воле, что-то такое и во имя чего неизвестно совершить на земле для людей или же для себя.

Поставил себе эти вопросы, и оказалось – им нет конца, их можно продолжать по типу: что движет нашими поступками, как отличить хорошее от плохого, и почему тела при нагревании расширяются. Наверное, именно на эти вопросы и ищут ответы сумасшедшие во всех богоугодных заведениях, и только успокоительные таблетки отвлекают их от раскопов – поисков себя и в себе.

Родился ли Пеле для того, чтобы забить свою тысячу голов и стать королем футбола или всего лишь для того, чтобы стать отцом пятерых мальчишек? Почему второго футбольного гения, Диего Марадону, убивают наркотики и Бог, в которого он верит, не в силах его спасти?

Задайте мне или себе с десяток еще подобных вопросов, и вы поймете – моя книжка не имеет ответов на все возможные сомнения. Я пишу ее как собрание таких же вопросов к самому себе, а если хотите, и к вам: чему была посвящена моя жизнь, мое предназначение, мое беличье колесо, которое мне все труднее с годами вращать, но я ведь продолжаю это делать. Я – не один, я вышел в путь с любимой женщиной, я ничего не взвалил на ее хрупкие плечи, а все взял на себя. И понял: в этом есть и цель, и радость – отвечать перед Богом за близкого человека, и все остальные поступки становятся производными.

Пусть я чего-то не совершу, отдав свое время простым заботам, не беда – я никогда не считал себя гением, призванным Аполлоном к священной жертве. Мне досталось много испытаний, и я выстоял с Божьей помощью. Мне знакома и любовь к людям, и ответная их любовь.

Меня предавали и огорчали, я старался не предпринимать ответных действий, и все плохое забывалось во времени.

Зачем растет трава и гремит гром? Я не сумасшедший, не натуропат и не извожу себя подобными вопросами. Жил, смеялся, пяля глаза на модильяниевские «ню», и в этой книжке обещал вам всего лишь рассказать о моем двадцатом веке. Пусть каждый сам себе поставит эти вопросы и попытается на них ответить. А я, помните, обещал вам узоры в калейдоскопе, имеющие только геометрический смысл. Маяковский шутя называл это «мелкая философия на глубоких местах».

Конечно, к портрету XX века и мой двадцатый век прибавит какие-то черты. Как и любая другая книжка этой серии. Истина была и остается тайной, и ближе всего к ней сократовское: «Я знаю только то, что я ничего не знаю».

Москва не сказать чтобы приветливо встретила пришельца, но сперва показалось: э, да тут жить можно! То в одном, то в другом издательстве выплатной день. 5-го – 10-го – 15-го. На Чистых прудах сразу в трех газетах за три стихотворения денежку получил. А сколько в столице изданий всяких – воля вольная после провинции! Да почему бы и не признать честно: Москва вообще город гостеприимный! Бессчетно народу приютила.

Тут вскорости и первая московская моя книга стихотворений «Улицы» в «Совписе» подоспела, и рецензии появились неругательные. И песни, и люди в кругах – совсем иной в Москве горизонт. Как хорошо, что покинул я социалистический режимный город Сталинград, – вот уж где столица Совдепа! – решив, что головы мне там поднять не позволят, по духу – не мой город, а я не его поэт. Но спасибо все же и Сталинграду за две тоненькие стихотворные книжечки: «Возвращение» и «Кляксы».

Так вот, запела вся страна (после той буфетчицы с Курского) песню про ткачих из подмосковного текстильного городка.

Только и слышно из всех окон. А я все так же на одной булочке в день да чашке кофе в Москве прозябаю. А еще сказали, что есть такая организация ВУОАП, где авторам за исполняемые сочинения будто бы деньги платят. Ну, телефончик дали, не секретный. Мол, такой-то я и такой-то, нет ли мне чего за песню «Текстильный городок»? Нет, отвечают, пока тихо.