Последний билет - Ника Тян

и стала смотреть в окно. От размеренных покачиваний глаза стали слипаться.

“Пришла и оторвала голову нам чумачечая весна. И нам не до сна. И от любви схожу я с ума, чумачечая весна, чумачечая”.

Кристина дернулась и открыла глаза. Уже успевшая сильно надоесть песня играла где-то совсем близко. Приподнявшись, Кристина увидела двух девочек, сидящих прямо за ней. У одной из них на коленях лежала портативная колонка, раз за разом проигрывавшая противный припев. Словно желая укрыться от назойливой музыки, Кристина легла обратно и вжалась в сиденье.

“Пришла и оторвала голову нам чумачечая весна…”

Кристина страдальчески поморщилась. К счастью, то ли колонка разрядилась, то ли девочка ее выключила и мучения прекратились.

– Знаешь, Света, мне иногда бывает так одиноко, хочется с кем-то поговорить, но поговорить не с кем, –заговорила одна из девочек. – Раньше все было по-другому, но, когда мы переехали в новый дом, все изменилось.

– Да, я понимаю тебя, мне тоже бывает одиноко.

Девочки явно не подозревали, что кто-то слышит их разговор. Кристина еще сильнее вжалась в сиденье, почему-то очень хотелось послушать, о чем они будут говорить.

– Когда мы жили в квартире, папа много работал. Его почти никогда не было дома. Мама говорила, что это временно, что мы достроим дом и тогда будем больше проводить времени вместе. Папа приходил домой поздно, но даже если приходил раньше, то был уставший, и мама говорила, что мы должны вести себя тише, чтобы не мешать ему отдыхать. Но, знаешь, мы в такие вечера часто валялись на диване, вместе смотрели фильмы, смеялись. Тогда я чувствовала, что они рядом. Мы часто обсуждали, как будем жить в нашем новом доме, что будет просторная кухня, гостиная с большим диваном, что у меня будет моя собственная комната. Мы очень ждали этого. Но понимаешь, мне так одиноко теперь. Мы больше не обсуждаем ничего. Папа стал меньше работать, но все время почти они поводят вдвоем с мамой. Они разговаривают только между собой. Когда я прихожу к ним и пытаюсь с ними поболтать, они говорят, что устали и хотят отдохнуть. Часто они сидят в котельной и курят. Они могут чуть ли не час сидеть там и курить. Я слышала через дверь, что они разговаривают, словно другого места для разговора нет. Сколько раз они обещали, что бросят курить, но все равно каждый вечер идут и сидят в котельной. Получается, что они друг с другом, а я как третий лишний, понимаешь? Я часто просто сижу в своей комнате и смотрю в окно. И мне хочется вернуться в нашу старую квартиру, на наш старый диван, где мы втроем смеялись и мечтали.

– Да, представляю, как тебе грустно… – вторая девочка, видимо, не знала, что еще добавить.

– Света, спасибо, что выслушала меня, уже легче от того, что есть с кем поговорить.

– Да, согласна с тобой, хорошо, когда есть с кем поделиться.

– А почему тебе бывает одиноко? – Света в ответ молчала. – Поделись, тебе сразу станет легче.

После долгой паузы Света запинаясь заговорила:

– Меня мама недавно… не пустила домой. Сказала, что они с отчимом хотят побыть вместе. Я пришла в пятницу со школы, а она мне сказала идти к папе на выходные. Даже учебники мне не дала взять, чтобы уроки сделать. Я папе в дверь звонила… а он пьяный спал и дверь не открывал. Я под дверью просидела почти весь вечер. Потом он вышел, в магазин шел. Купил там водки только. Так все выходные и пил, а я ела мароны … ничего больше не было. В школу пошла в грязной кофте.

– Ну и дура же ты, Светка, – подруга злилась, – я тебе душу открыла, а ты мне про макароны и грязную кофту.

Обе девочки замолчали. Объявили станцию Клецк.

– Светка, это же наша станция, пойдем быстрее!

Сама не зная почему, Кристина закрыла глаза, притворившись спящей. Было не по себе от того, что девочки могли заподозрить, что она их подслушивала. Когда стукнула дверь вагона, Кристина открыла глаза – девочки стояли в тамбуре. Одна была грустная и молчала, а ее подруга что-то оживленно рассказывала.

Поезд проехал Клецк, и больше можно было не прятаться. Ехать оставалось не долго, всего три станции. За спиной послышалось “Предъявите ваш билетик!” Кристина обернулась и увидела, что в вагон зашел билетер. А еще она увидела то, что в миг заставило ее забыть про билетера и вообще про то, зачем она села сегодня в поезд. Белый кроссовок адидас. Лица пассажира не было видно, он сидел спиной, на голове была кепка. Кристина готова была поклясться, что это тот же кроссовок, что вдавливал ее руку в холодную землю на окраине леса. Она отвернулась. В ушах зазвенело.

– Ваш билетик!

– Предъявите билет!

– Девушка, я к вам обращаюсь! – Кристина вздрогнула.

– Простите… – она стала рыться в карманах рюкзака, но билета не было. Билетер хмурился. – Билет точно должен быть, я не могла его потерять.

Руки Кристины дрожали. Она уже начинала думать, что действительно потеряла билет, но, к счастью, вспомнила, что специально положила его в передний карман куртки, чтобы долго не искать, когда нужно будет предъявить его билетеру. Глупо улыбаясь, она протянула билет. Билетер с недовольным лицом надорвал билет и вернул его обратно.

Кристина снова обернулась – белый адидас был все там же.

“Как он так ровно держит голову? Она же у него не держалась совсем…”

Кристина пыталась вспомнить убедительное подтверждение того, что Костик не дышал. Но в ту ночь она не задавалась этим вопросом. Как-то не приходило в голову проверить, есть ли у него дыхание или пощупать пульс.

“С таким горлом не живут.”

И даже если бы он каким-то чудом выжил, то задохнулся бы гораздо раньше, чем выбрался из-под земли. Яма была глубокая, земля сырая и тяжелая. Только почему все эти аргументы рассыпались при виде белых адидасов?

Хотелось выйти на следующей же станции. И чем сильнее хотелось выйти, тем больше, казалось, что поезд замедляет ход и тянется по рельсам все медленнее и медленнее. А пассажир в кроссовках словно специально держал голову прямо, чтобы не видно было его лицо. Успокаивать себе рациональными доводами уже совсем не получалось. Кристина не выдержала, встала, схватила рюкзак и почти выбежала из вагона. В тамбуре было прохладно и громче стучали колеса. Но еще громче стучало сердце Кристины. Через окошко в двери она смотрела на голову в кепке. Скоро должна быть станция, тогда можно выйти из поезда.