Последний билет - Ника Тян

Павлик, выкатив бычьи глаза, молча смотрел, как его мать, неуклюже дергаясь, пытается встать. Когда мать все-таки поднялась на ноги, он заорал, перекрикивая хриплый динамик:

– Давай вали! – мать смотрела на него сквозь слезы. Тогда Павлик схватил со стола нож и выставил вперед лезвие с ошметками сала на нем. И оскалив рожу, заорал:

– Идзи, бо вынясуць цябе уперад нагами!

Мать, сильно хромая, вышла в сени. Там она сняла с гвоздя старую фуфайку, накинула ее на плечи, влезла в галоши и вышла во двор. Старый стул на крыльце скрипнул под ней. За картофельным полем чернела полоса леса. Над ним ярко горели звезды. Серебряный свет луны залил замерший сад. Тишину ночи нарушал только магнитофон, выкрикивающий похабщину так громко, что было слышно даже здесь. Старушка горько и безутешно заплакала.

-–

На трухлявую скамейку опустилось пустое цинковое ведро. Старушка в голубом платке откинула ветхую крышку колодца, сняла пустое ведро с гвоздя, торчащего под воротом, и отпустила его лететь вниз. Стягивая цепь с ворота и раскручивая его, ведро летело все быстрее и быстрее. По зеленому двору покатился пронзительный скрип. Из глубины колодца раздался звонкий удар ведра о воду, цепь натянулась, ворот остановился. Старушка обеими руками стала вращать ручку. Она крутила медленно и тяжело дышала. Колодец весь скрипел и потрескивал так, словно ему самому тяжело давалось это дело. Кряхтя, она вытащила полное ведро и, расплескивая воду, поставила его на выщербленный край бетонного кольца. Переведя дух, она наклонила ведро и вода полилась в пустое ведро, разлетаясь во все стороны. Старушка повесила ведро обратно на крючок и закрыла крышку колодца, хоть от этого и не было особого толку: крышка была такая дырявая, что едва ли защищала воду от листьев и прочего мусора. Старушка постояла немного, глядя на кусты смородины, усыпанные маленькими салатовыми листочками, взялась за ручку ведра и заваливаясь на бок поковыляла к дому. Она дошла до крыльца и, поставив ведро на ступеньку, краем платка вытерла пот со лба. Дверь дома открылась, и показалась помятая и опухшая рожа Павлика. Он посмотрел на мать исподлобья и прохрипел:

– Мама, мо вы мяне выручыце? На бутылочку вина?

– Паулик, где ж я табе вазьму? Паследния у магазине отдала пазаучора…

Павлик злобно сверкнул красными глазами и скрылся в доме, грохнув дверью на весь двор. Мать горько вздохнула, взяла ведро и стала подниматься по ступенькам.

-–

В черном окне раскачивались ивы. Старушка не спала. Она сидела на кровати и, глядя на выделяющуюся из темноты черным прямоугольником икону в углу под потолком, бормотала молитву. За стеной тихонько шумел ветер. Вдруг раздался стук. Старушка вздрогнула и прислушалась. Стучали в окно. Она слезла с кровати и тихонько подошла к окну. За окном стоял Павлик.

– Мама, гэта я… адчынице…

– Ой сынок, где ж ты быу так доуга, – старушка быстро поковыляла открывать дверь. Лязгнул железный засов. Не успела она взяться за дверную ручку, как дверь снаружи толкнули, и в дом влетел Павлик, а с ним еще два человека.

– Паулик ты што? – голос матери дрожал. Павлик даже не взглянул на нее, прошел мимо и зашел в дом.

– Мамаша не кипишуй, цалей будешь, – один из дружков Павлика скалил желтые зубы, глядя на старушку сверху вниз. Он и его приятель зашли в дом вслед за Павликом.

– Вот машинка, – послышался голос Павлика – бярыце с двух бакоу.

Мать стояла и растеряно смотрела на двух амбалов, тянущих к двери ее старую стиральную машинку. Она была так напугана, что даже не могла плакать. Они вышли на улицу, за ними вышел Павлик, а она осталась стоять, босая и в ночнушке, и все смотрела в след сыну.

Старушка нагнулась и расправила сбитую в кучу ковровую дорожку, а потом закрыла входную дверь, снова оставшись в доме одна.

-–

Павлик стоял на крыльце и курил папиросу, прищурив глаз. Мать вышла из дома и, только глянув на сына, попятилась назад, но вернуться обратно не успела, он обернулся и увидел ее.

– Здасьте… – просипел Павлик.

– Паулик, як жа табе не брыдка? Як я цяпер сцираць буду?

– Мама, не капайце на мазги! – крикнул Павлик, – вам пенсию учора прынесли?

– Паулик, пенсия тольки заутра.

– Хвациць жацца, нашто вам тыя грошы?! – заорал Павлик, брызгая слюной.

– Няма у меня грошай… – мать побледнела.

– Так пошукайце!

– Шукай не шукай, што толку, кали няма…– в глазах старушки показались слезы.

– Так отдалжице у каго. Мне никто не дасць, а вам адолжаць.

Мать молча смотрела на багровое от злости лицо сына.

– Что вам цяжка?!

– Сынок, мо не трэба… ну няужо нельга без гарэлки той? – мягко сказала мать, вглядывалась в Павлика и пытаясь найти в этом ожесточенном до бесчеловечности лице черты своего сына. Тот только еще больше взбесился.

– Старая карга! – заорал он. – Кали уже акачурышся! – Павлик толкнул мать в плечо. Старушка покачнулась и сделала шаг назад. Отступившая назад нога соскользнула со ступеньки. Махнув рукой, словно прощаясь, мать полетела спиной на землю, ударившись головой о бетонную дорожку. Она повернула голову на бок и замерла.

– Вставай, чаго ляжыш! – Павлик подошел к матери. Она смотрела на него сквозь пелену застывших слез. Мать не дышала. Павлик побледнел, затеребил трясущимися пальцами грязные волосы. Потом сорвался с места и побежал со двора.

2. Лунный сад

1.

Старенький вагон дизель-поезда с серым, зашарканным тысячами ног полом этим весенним днем был почти пустой. Плавно покачиваясь и стуча, он уверенно несся по своему привычному пути, а мимо летела нежно-зеленая листва, мелькали пушистые облака цветущих садов и ярко зеленые поля, раскинувшиеся под бескрайним синим небом.

Кроме Кристины, в вагоне было всего два пассажира: мужичок с древним велосипедом, бережно припертым к сиденью напротив, с такой ржавой цепью, что просто не верилось, что на нем можно ездить, но видимо мужичок успешно справлялся с этой задачей, о чем свидетельствовали ярко красные, наверное, парадные прищепки, снизу украшавшие бока штанин его старомодных брюк; и женщина, голову которой упрямо, вопреки теплой весенней погоде, укрывал вязаный зеленый берет. От вида этого берета Кристине почему-то стало грустно. Она перешла в пустой конец вагона и там, не боясь никого стеснить, улеглась на последнем сиденье, положив под голову рюкзак,