Авиатор: назад в СССР 12 - Михаил Дорин

Я остановился перед комнатой Кати и занёс руку, чтобы постучаться. В нескольких миллиметрах от деревянной поверхности мой кулак замер. Никак не получается собраться. Несколько мгновений спустя, я постучался.

— Ого! Сергей! Что так рано? — спросила Катя, открыв передо мной дверь.

— Привет, — тихо сказал я.

— Вижу, что ты хотел со мной поговорить. И не проси даже. Ты виноват. Это низко так обманывать Веру…

— Я не по этому поводу.

— А чего тогда, вид будто кто-то… умер?

— Зайди в комнату, — сказал я, и Катя впустила меня.

Девушка закрыла дверь. Показала мне сесть на стул, а сама взяла с вешалки платок и накинула на плечи.

— Я тут… не прибрано у меня, в общем, — сказала Катя, начиная заправлять кровать.

Останавливать её я не стал. Как мне кажется, она уже всё поняла, но пока держится.

— Сейчас Ваня прийти должен. Мы хотели на пирс сходить, прогуляться. Здесь воздух такой… такой свежий, — тяжело проговорила Катя, закончив с заправкой.

— Да, воздух тут хороший.

— Ваня ещё предложил на Херсонес съездить в выходной день. Ну и на Ай-Петри, — продолжала Катя рассказывать об их планах.

Я слушал, но с каждой минутой это становилось всё тяжелее. Катя всё чаще начинала всхлипывать, а слёзы уже выступили на глазах.

— А домой приедем… свадьбу сыграем, — закончила Екатерина и разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Катя, послушай… — встал я со стула и подошёл к ней ближе.

— Нет! Ничего не говори! Не смей мне говорить, что его больше нет! — крикнула Катя и принялась колошматить меня руками в грудь.

Всю горечь она вымещала на мне, отказываясь верить. А я так и не сказал, что он умер. Выбившись из сил, Катя уткнулась головой мне в грудь, продолжив рыдать.

Если я чувствовал, что от комбинезона пахнет дымом и керосином, то и она вдыхала этот запах. Будто, Катя сейчас тоже побывала на месте гибели Вани.

— Это всё ваше небо. Оно забирает лучших из вас, оставляя нам лишь ваши надгробия. Для кого это всё? — спросила Катя, посмотрев на меня заплаканными глазами.

— Для Родины. У неё должны быть крылья.

— Крылья, крылья. Сам Ваня говорил по-другому. Умереть за то, что любишь — не страшно. И он любил эти крылья больше всего, — сказала Катя и снова разрыдалась.

Хоронить Ивана его родные приняли решение в Циолковске. Там было то самое Быковское кладбище, где провожали «в последний путь» многих учёных, инженеров, конструкторов и лётчиков, которые связаны с испытаниями новой техники. Каждому из них здесь посвящены памятники, и каждый вписал себя в историю авиации ещё при жизни. Теперь здесь навсегда и Ваня Швабрин.

Церемония прошла по всем канонам. Были представители всех конструкторских бюро, Министерства Авиапрома и Обороны. Людей было очень много. Традиционный пролёт истребителей над кладбищем и воинские почести, как офицеру. Немногочисленные награды забрали себе его родные.

Я долго стоял у могилы рядом с Верой и Катей.

Уже опустили гроб и возложили венки, а мы всё не отходили. За спиной находились все лётчики, инженеры и конструкторы нашего КБ. Для нас это личная трагедия. 15 лет конструкторское бюро МиГ не теряло лётчиков в катастрофах.

Было очень тяжело смотреть на сурового Федотова, который по-своему переживал эту трагедию. Винил себя и ни с кем не разговаривал.

Сагит, который сомневался в Швабрине, был потерян и попросился в отпуск после похорон. В день гибели Ивана он закрылся в комнате и не выходил оттуда несколько дней.

И самое главное — реакция конкурентов. В проходе истребителей участвовали не только наши МиГи, но и Су-27. Самсонов и Белкин шли рядом с матерью Ивана и поддерживали её.

Трагедия стала для всех общей.

С похорон Ивана прошло несколько дней, и нужно было возвращаться к работе. Первым этапом было получение разрешения на продолжение испытаний. Как раз сегодня Белкин и Федотов ездили на совещание в Министерство, где и решался этот вопрос.

Рядом с кабинетом генерального конструктора я и Сагит стояли уже полчаса, но никто из руководящих лиц не появлялся. Главные конструкторы начинали нервничать, поскольку Белкин с Федотовым должны были вернуться ещё в обед, а на часах был уже вечер.

— Вся техника осталась в Крыму. Передовая команда тоже, — объяснял мне и Байрамову Меницкий.

Он только сегодня вернулся из очередной командировки во Владимирск. По его рассказам им удалось продвинуться по программе «изделия 170». В разговоре я вспомнил, что это та самая ракета Р-77. Американцы аналогов такой ракеты пока не имеют. Хотя, и у них может всё поменяться.

— А у «суховцев»? — спросил Сагит.

— Они намерены дальше предлагать Су-27К на корабль. Плохо, что мы не имеем предсерийной машины для посадки на корабль, а у них она есть, — расстроено ответил Меницкий.

— Евгеньевич, это не повод сдаваться. Нас так со всех тематик уберут, — сказал я.

— Кто сдаётся? Мы уж точно не будем, а вот генеральный конструктор может иметь своё мнение на этот счёт. Сейчас узнаем, что там в Министерстве сказали.

Вскоре появился Белкин и Федотов. Всех пригласили зайти в кабинет для обсуждения. Если по выражению лица Александра Васильевича ничего нельзя было определить, то Белкин выглядел слегка потерянным. Тенденция была очень печальной.

Как только все заняли места в просторном кабинете генерального конструктора, Анатолий Ростиславович поднялся и готовился произнести вступительное слово.

— Съездили в Министерство. Было неприятно.

На этом Белкин «доклад окончил». Не знаю, что больше меня расстроило — его выступление или неопределённость решения Министерства. После минутной паузы, Анатолий Ростиславович продолжил.

— Причиной аварии, как вы уже знаете, стало попадание птиц в воздухозаборники. Вины лётчика, который моментально увёл машину от военного городка, нет. Отсутствует и техническая неисправность, но это не мешало большим