Семь ночей в постели повесы - Анна Кэмпбелл

– Это точно.

Сидони вскочила, объятая ужасом и унижением. Они с Джозефом были настолько изолированы от остального мира, что она почти забыла, каким позором грозит ее пребывание здесь, и не только для нее самой, но и для всей семьи.

– Он не должен меня здесь видеть!

Меррик решительным жестом вернул книгу на полку.

– Спрячься на балконе. Я постараюсь побыстрее выпроводить его.

Сидони помчалась наверх по узкой винтовой лестнице, а миссис Бивен отправилась пригласить герцога. Сидони едва успела скрыться на балконе, как услышала, что дверь снова открылась.

– Ваша светлость, – холодно проговорил Меррик. От его тона волосы на затылке Сидони зашевелились. Это был голос того мужчины, который насмехался над ней, когда она только прибыла в замок Крейвен.

– Меррик, – ответил гость нейтральным тоном.

Последовала жалящая пауза. Заинтригованная, Сидони придвинулась чуть ближе к перилам, чтобы заглянуть вниз. С этого угла ей было хорошо видно лицо Меррика. Он пребывал в одном из своих загадочных настроений: выражение застывшее, шрамы явственно выделяются. Про второго мужчину она могла лишь сказать, что он прямой, как шомпол, что у него иссиня-черные волосы и внушительный разворот плеч, обтянутых темно-синим сукном сюртука.

– Чему обязан таким удовольствием? – саркастически спросил Меррик.

– Я просто проезжал мимо.

Меррик не удостоил эти слова ответом. Замок Крейвен находится в стороне от дорог. Сидони знала, что именно поэтому он и выбрал его для рандеву с Робертой.

– Я не слышал, как подъехала карета.

– Я прискакал верхом из Сидмаута. Моя сестра Лидия вместе с мужем поселились там в загородном имении.

Герцог слегка повернулся, и Сидони увидела его лицо. Ей с трудом удалось сдержать возглас восхищения. Он был ошеломляюще красив – точеные черты, как у героя из легенды. На фоне такого совершенства обезображенное лицо Меррика еще сильнее бросалось в глаза. Мужчины были примерно одного роста и возраста, но на этом сходство и заканчивалось.

– Стало быть, ты просто решил взглянуть на приятеля, с которым почти за два десятка лет и словом не перемолвился?

– Это Ричард предложил, чтобы я заехал.

– А, ну что ж, это все объясняет.

После этой саркастической реплики вновь наступила напряженная пауза. Сидони не могла понять, что за отношения связывают их. Это сложнее, чем простая неприязнь.

– Черт бы побрал твою чрезмерную гордость, Меррик. По мне бы, так и шут с тобой, но Ричард настоял, что я должен предупредить тебя об угрозах Холбрука.

На этот раз испуганный возглас Сидони был ясно слышен. О боже! С колотящимся сердцем она притаилась за балконной дверью, уповая на небеса, что успела отскочить раньше, чем герцог ее заметил.

– Что за черт? – резко спросил герцог. Она не видела, взглянул ли он туда, где она прячется. – У тебя здесь женщина, Меррик? По этой причине ты торчишь в этом медвежьем углу? Когда я был у тебя в конторе, мне целую вечность пришлось уговаривать твоего старшего клерка сказать, где ты есть.

– Ни одна уважающая себя женщина не вынесет Девон в ноябре, – небрежно отозвался Джозеф. Сидони надеялась, что его тон покажется герцогу убедительным. – У тебя разыгралось воображение, старик. Этот старый дом кишит мышами, это они шуршат и стучат в стенных панелях.

Герцог не ответил, – видимо, отнесся к словам Меррика скептически. Сердце Сидони чуть не выскакивало из груди, пока она ждала его дальнейших расспросов. Хотя, разумеется, для прославленного герцога Седжмура это был бы крайне дурной тон. Даже она, живущая вдалеке от света, слышала, что его светлость – образец благопристойности и добродетели. Он казался неподходящим знакомцем для человека с такой сомнительной репутацией, как Джозеф Меррик. Но их, должно быть, связывают давние дружеские или деловые отношения, иначе с чего бы герцог приехал в Крейвен?

В голосе Меррика появились нотки нетерпения.

– И что же сказал Уильям?

– Он угрожает тебе разорением и смертью, заявляет, что подаст на тебя в суд за мошенничество в том безрассудном замысле с изумрудными копями. Он ненавидит тебя лютой ненавистью.

– Ну, это не новость.

– Ты хочешь сказать, что не нарушил правил, ликвидируя компанию?

– Ничего такого, что могло бы обрушить закон на мою голову. Шепнул ли словцо-другое насчет копей в какие следует уши? Возможно. Но это предприятие было обречено пойти ко дну задолго до моего вмешательства.

Паника охватила Сидони, сдавила горло. Неужели Уильям даже теперь срывает зло на своей беззащитной супруге? Ей никогда не удавалось спасти Роберту от побоев Уильяма, как бы она ни старалась, но какая же пытка быть далеко и не знать, что происходит с сестрой.

– Ты бесчувственный чурбан, Меррик.

Сидони подняла голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как выражение лица герцога сделалось холодно-презрительным. По крайней мере, его внимание теперь было поглощено Мерриком, а не возможными посторонними ушами.

– Я знал, что приезд сюда будет пустой тратой времени. Что ж, я передал тебе предостережение, как обещал Ричарду, теперь позволь откланяться.

Меррик громко вздохнул. Воинственность ушла из его позы, и он жестом указал на кресло.

– Присядь, бога ради, и выпей стаканчик перед дорогой. К тому времени, как ты вернешься в цивилизованный мир, уже стемнеет.

– Не утруждай себя. – Но герцог все же опустился в кожаное кресло и с недовольным видом наблюдал, как Меррик наполняет два бокала.

– Твое здоровье, – сухо проговорил Джозеф, поднимая свой бокал, и с нарочитой небрежностью прислонился к массивному столу.

– Как раз-таки твое грядущее здоровье – причина, по которой я здесь, – сказал его светлость, сделав глоток.

– Мой кузен никогда не скрывал своего желания стереть меня в порошок.

– Ричард видел его в «Уайтсе» на прошлой неделе. Похоже, тот был прямо-таки не в себе, как будто пережил какой-то крах.

– Финансовый, во всяком случае. Он занял крупные суммы, чтобы приобрести долю в изумрудных копях. По моим сведениям, ему нечем заплатить свои долги.

– Он винит в этом тебя.

– И чертовски правильно. Я всю жизнь делал все от меня зависящее, чтобы разорить его.

– И это ровно то, чего он заслуживает, какого бы мнения ни был я о твоих методах. – Герцог помолчал. – Впрочем, мне жаль жену и детей Холбрука. Они-то не сделали тебе ничего плохого.

Джозеф пожал плечами:

– По крайней мере, они не будут умирать с голоду на улице, как многие другие, кто имел глупость вложить деньги в никчемные проекты Уильяма.

Сидони стиснула кулаки. Как может он так бессердечно рассуждать о страданиях Роберты и судьбе ее детей? В конце концов, какую бы ненависть ни питал Джозеф к Уильяму, сынишки Роберты – его кровная родня. Сегодня днем он с большим сочувствием говорил о греческих крестьянах – совершенно чужих людях. Желание рассказать Меррику о его рождении отступило под напором гнева. С каким самодовольством разглагольствует о разорении Уильяма и грозящей Роберте нужде!