Итальянский роман - Андрей Смирнов

Теперь я знаю: что бы ни случилось в будущем, как бы плохо ни шли дела, – отныне и впредь где-то в тумане всегда будут вращаться мои личные ветряки. В маленькой церквушке будет гореть мой личный очаг. А в вышине над пеленой облаков – вставать моё личное солнце.

На парковке мелькают фары первых утренних машин. Заспанный охранник отпирает двери. Бросаю последний взгляд на горы, разворачиваюсь и иду внутрь.

И да. Оно того стоило.

– Синьоры карабинеры, извините!.. Не подскажете, на Пьяцца Манин правильно иду?..

Нет, они не считают, что я иду правильно. По их карабинерскому мнению, я иду ровно в противоположную сторону. Более того, они полагают, что идти туда пешком я умаюсь. Это последнее заявление сразу же отбрасываю, как неконструктивное. Да и вообще, что-то тут не так. Вот же у меня открытый планшет перед глазами: Google утверждает, что расстояние от стадиона Марасси, возле которого сейчас нахожусь, до вокзала на Пьяцца Манин – не более километра. А уж Google-то разбирается в топографии получше карабинеров, которые отличаются от блондинок в первую очередь тем, что про одних рассказывают анекдоты в Америке, а про других – в Италии. Впрочем, быстро выясняется, что самый тупой здесь я, а загадка разрешается просто: карта Генуи не двух-, а трёхмерная. Вокзал-то действительно находится в километре от стадиона. Вот только метров этак на сто пятьдесят выше. И чтобы эту вертикаль набрать, нужно делать крюк через полгорода. В общем, правы карабинеры оказались: я умаялся.

В пене и мыле врываюсь на вокзал. Хотя точнее было бы назвать его усовершенствованной билетной будкой с залом ожидания. Читаю объявление: «Дорогие синьоры, ура, у нас забастовка!» Отлавливаю какого-то железнодорожника:

– Что, совсем-совсем забастовка?

– Ну, вообще-то, да, – отвечает. – Но тут, понимаешь, такое дело… Тётушка Лучия сильно ругалась, что ей из-за нас в Казеллу не попасть. Короче, для неё один поезд минут через сорок пустим.

За время моего отсутствия в жизни Альта Вии произошло два знаменательных события.

Во-первых, популярность маршрута достигла таких невиданных масштабов, что едва ли не в единственный за несколько десятков лет раз правительство Лигурии наотрез отказалось выделять деньги на его финансирование. Всё равно, мол, там никто не ходит. Результатом этого стало отключение официального сайта. А это означает, что я остаюсь без вменяемых карт, из которых хоть с какой-то степенью достоверности можно было установить расположение приютов, убежищ и источников. Ладно, ничего страшного. Пойдём по абрису.

Во-вторых, после долгого перерыва восстановилось транспортное сообщение по узкоколейке Генуя–Казелла. А именно там, в Казелле, в неравной битве с кабанами и закончилась моя предыдущая прогулка.

Поезд – два крошечных вагона, остановка по требованию голосом: «Эй, машинист, на следующей притормози!» – ползёт вверх с постоянным подъёмом градусов в пятнадцать. Вокруг роскошные виды на Геную, море и горы. Со мной в вагоне мама с дочкой лет пяти и сумасшедший. В буквальном смысле. Он бегает от окна к окну, размахивает руками и непрерывно вещает что-то неразборчивое о желании вырваться на волю, в пампасы. Проблема в том, что я-то тоже бегаю от окна к окну. Я ж турист, у меня виды. Краем уха слышу:

– Мама, а c дяденьками всё в порядке?

– Не обращай внимания, доча, это невежливо. Дяденьки просто не очень здоровы.

Мда… Отлично начинаем. И ведь не поспоришь. Горькая истина глаголет устами младенца.

Наш передвижной дурдом в полном составе выгружается в Казелле. Иду в местный бар закупать воду. В баре рассказываю, как тут у них в прошлом году бегал от кабанов. История моя встречает вежливое сочувствие, смешанное с заметным удивлением. На лицах собеседников читается немой вопрос: «Кабаны? Это вот те наши свинки, которые сами всех боятся и которые очень хороши с полентой?..» Надо полагать, я бы и сам аналогичным образом воспринял рассказ какого-нибудь итальянца о том, как в подмосковных лесах он был атакован стаей свирепых ежей-людоедов.

Взгромождаюсь на первую гору, сажусь на камень. Полнейшая иллюзия того, что и не было никакого последнего года. Что я никуда и никогда отсюда не уходил. Жара, покрытые деревьями склоны вокруг, тишина, абсолютное спокойствие, полное отсутствие мыслей, боль в ногах, насквозь мокрая футболка под лямками рюкзака, привычное желание забиться под куст и немедленно сдохнуть.

Ну здравствуй, Альта Виа! Я вернулся.

Иду по гребню. Высоты здесь небольшие, меньше километра, район обжитой, часто попадаются дома и постройки.

Проблема с культово–религиозными сооружениями шаговой доступности в итальянских горах решена на сто процентов. Найти место, где можно помолиться, – на порядок проще, чем, скажем, найти воду. Посему на многочисленные церквушки и придорожные алтари, как правило, даже не обращаю внимания. Но часовня, которую вижу сейчас, явно выделяется из мейнстрима. На украшающих её барельефах иконописные партизаны штыками и гранатами поражают немецко-фашистского змия. Не самое обычное зрелище, согласитесь.

Вдоль гребня тянется высокий забор из колючей проволоки. Недоумеваю – зачем? Крутые обрывы по обеим сторонам от него сами по себе служат естественной преградой для любого злоумышленника без альпинистского снаряжения. Недоумеваю до тех пор, пока не встречаю первого оленя. Заметив меня, он впадает в панику и, разбежавшись, прыгает со скалы. С ужасом сморю вниз. Но нет. Видимо, он знает, что делает, и самоубийством это не было.

Время около восьми вечера, начинает темнеть. Оцениваю припасы. Воды ещё больше двух литров, еды много. Решаю, что можно не пополняться и ухожу на следующий этап с расчётом заночевать где-нибудь в его середине. Этап оказывается лесным. Лес мрачный, сырой и завален конским навозом. Сами лошади тоже присутствуют, у них здесь что-то типа места свободного выпаса. Ничего приличного на предмет ночлега не попадается. Темнеет и холодает. Дальше идти смысла не вижу, судя по всему, на несколько километров вокруг нет ничего, кроме леса. Придётся устраиваться прямо тут.

Диспозиция такова: большой луг с холмом в центре. Следы кострищ, всё усыпано навозом. Весь луг обнесён оградой с воротами. Очевидно, на лугу часто пасутся кони. Раздумываю, с какой стороны от ограды обосноваться. Внутри – есть опасность быть атакованным лошадьми. Снаружи – есть опасность быть атакованным не лошадьми. Собираю в кучку скудные познания в зоологии, прихожу к выводу, что лошади, по крайней мере, людей не едят. Вроде бы. Потому выбираю свободное от навоза местечко внутри ограды и раскладываю спальный мешок.

Да, я знаю, что любой здравомыслящий человек учёл бы опыт прошлогодних мытарств и экипировался подобающим обстоятельствам образом. Например, взял палатку. Но я-то не очень умный. Я вбил себе в голову, что должен пройти Альта Вию до конца в том же виде, в каком начинал.

Через пару часов просыпаюсь в полной темноте от характерного лошадиного всхрапывания. Включаю фонарик. Помогает не сильно, луч рассеивается и теряется в лёгком тумане. Не вижу ничего, кроме десятка зловеще светящихся глаз, уставившихся на меня с наружной стороны ограды. Подавив первое желание немедленно отгородиться от них кирпичной стеной, начинаю разбираться. Фыркают как лошади, – стало быть, это лошади. Но лошади не лают. А эти вполне: «барф, барф!» Идею пойти рассмотреть их вблизи оцениваю как не слишком разумную. Неидентифицированные твари, по-видимому, приходят к аналогичному выводу. Ограду преодолеть не пробуют, а лишь толпами шастают мимо неё всю ночь. Ну, во всяком случае, первую часть ночи, поскольку в какой-то момент бояться и чувствовать себя экспонатом звериного человекопарка мне надоедает и я засыпаю.