Давай никому не скажем - Агата Лель

— Яночка, я хочу что бы вы знали, что я… мы… наша семья не желает вам зла… — путаясь, не смотря в глаза, пролепетала тётя Марина.

— Я знаю, спасибо.

Мне очень захотелось напомнить о том весеннем вечере, когда она поливала меня на чём свет стоит, но решила, что на сегодня хватит. Мне ещё потом как-то перед Тимуром оправдываться за этот перформанс.

— Кому-то принести грибочков? — бегая глазами, пробурчал куда-то себе в усы Борис Макарович. Никто не отозвался на его предложение, ковыряясь вилками в остывшей еде.

В какой-то момент, когда градус нервозности за столом превысил все допустимые пределы, тётя Марина всё-таки решила домучить роль радушной хозяйки и, вдруг расправив плечи, широко улыбнулась:

— А принеси нам грибочков, Боря.

Отец молча вышел из-за стола, и направился на кухню.

— Кстати, Тимоша, ты хотел нам сказать какую-то важную новость? Что ты имел в виду? — перевела тему мама.

Тимур кисло улыбнулся. Если до этого у него и было в планах огорошить всех чем-то невероятным, то сейчас он явно не горел желанием вообще что-либо говорить.

— Может, перенесём разговор на потом? Сейчас, мне кажется, не самый лучший момент…

— Ну почему же? По-моему, самое время. Что же ты припас для нас такого интересного, Тимурчик? — осушив второй бокал, поставила его на белоснежную скатерть, громко ударив донышком о стол.

Тимур вздохнул и неуверенно поднялся.

— Ну… э… в общем, мы тут подумали, то есть, я подумал и решил, что теперь мы будем жить с Яночкой вместе, — взял мою ладонь в свою и вяло сжал пальцы.

Снова повисла гнетущая тишина. Лицо тёти Марины прибрело землистый оттенок, а уголок левого глаза едва заметно дёрнулся. Старуха скривилась, разглядывая внука как умалишённого.

— Мог бы меня предупредить… — недовольно проворчала я, мысленно радуясь, что это не предложение. Будто камень с души.

— Ну вот и славно, давно пора, — одобрил вернувшийся Борис Макарович, выставляя на стол две вазочки с грибами.

Виновато взглянув на Тимура, наколола на вилку котлету. Перед ним я обязательно извинюсь, а остальные переживут. Они будут ненавидеть меня в любом случае, но так хотя бы будут знать, что я тоже могу за себя постоять, и никому не позволю на себе паразитировать.

Сначала все веселились, громко смеясь и подпевая местному шансонье Грише, но с каждой выпитой рюмкой песни становились всё заунывнее, голоса монотоннее, трёп ни о чём сменился беседами «за жизнь». Каждый выбрал собеседника по душе и, придвинувшись ближе, вливал в уши никому не нужные откровения.

— А какую музыку ты любишь? — пьяно промурчала Света, водя указательным пальцем где-то у меня за ухом.

Не знаю почему, но всегда в первую очередь смотрел на руки девушки. Руки Светы мне были неприятны: ногти разной длины, с облупившимся красным лаком, пальцы в неопрятных заусенцах. И прикид её не нравился: чрезмерно короткая юбка, чулки в крупную сетку, буфера буквально вываливались из огромного декольте. Может, на Горшка такие фифы и производят неизгладимое впечатление, но по мне Света выглядела шлюховато. А может, и не Света вовсе. Имя я забыл, а переспрашивать было лень.

— Так какую любишь? — переспросила девчонка.

— Не знаю. Любую.

Грубить не хотелось, но её навязчивое общество начинало раздражать. Если бы не пойло непонятного происхождения, я бы вряд ли вообще затеял с ней разговор. Не в моём вкусе, причем ни пойло, ни девчонка, но выбора не было, пришлось довольствоваться тем, что дают.

— А у тебя подруга есть? — не унималась она и, перестав наконец теребить моё ухо, смело положила руку на колено.

Уставившись осоловелым взглядом, эротично закусила губу. Ну она думала, что эротично, на самом деле это выглядело отталкивающе, даже противно.

Да уж, ещё вчера ко мне подкатывала звезда школы Минаева, а сегодня вот это пьяное нечто, с размазанной тушью и полным отсутствием принципов.

Уверен, что если бы я захотел уединиться с ней прямо сейчас, то она запросто отдалась бы мне на заваленной барахлом веранде. Подружки Леры, как и сама Лера, не отличались высокими моральными ценностями.

Будто в подтверждение моих мыслей, её ладонь проворно скользнула по моему бедру и остановилась в районе паха. Мутные глаза загорелись лихорадочным блеском.

— Подруга? Есть, — ответил я, и довольно грубо сбросил её руку.

— А Лерка сказала, что нету у тебя никого! Хотя странно, что такого красавчика ещё никто не застолбил, — коротко гоготнув, полная решимости «Света» собралась водрузить руку на прежнее место, но я молча поднялся, оставив разочарованную подругу без кавалера на вечер.

— Коззёл, — процедила она, и обиженно придвинулась к тощей подруге, дремавшей на подлокотнике дивана.

— Ты чё, Наташ? А куда делся твой Апполон? — разлепив веки, сонно пробурчала тощая.

— Да пошёл он! По-моему, он гей.

Всё-таки не Света. Наташа.

Выйдя на крыльцо, достал пачку сигарет и, выбив одну, сел на заляпанные засохшей грязью порожки.

Весь день шёл дождь, сейчас же на улице было тихо — ни ветерка, небо засеяно крупными звёздами, много-много, и такие большие, где-нибудь в мегаполисе никогда таких не увидишь.

В соседнем дворе залаяла собака, пёс Беса, звякнув цепью, лениво отозвался хриплым рыком, но из будки так и не вышел.

Сзади скрипнула дверь, выпустив в прохладную ночь обрывки скучных разговоров. Постукивая шпильками, на пороге нарисовалась Лера.

— Ты чего тут?

— А ты чего? — задал встречный вопрос.

— Наташка обиделась, что ты её послал, — качнувшись, Лера приземлилась рядом, и бесцеремонно взяла со ступенек мои сигареты.

— Я её не посылал.

— А она говорит — послал.

— Ну пусть дальше говорит.

— А где твоя краля? — выпустив облако дыма, расфокусированно покосилась Лера и, заметив мой недоумённый взгляд, добавила: — Ну, судейская дочка.

— Она не моя краля.

— Она по тебе сохнет, сразу видно, — со знанием дела констатировала Лерка. — И Наташке ты понравился, она сюда и притащилась-то только потому что надеялась, что ты придешь. Но Натаха та ещё шмара, поэтому ты правильно сделал, что бортанул эту курицу, — хрипло хихикнув, Лерка придвинулась ещё ближе и, опустив голову, вроде как даже смутилась. — Ты мне тоже так-то нравишься, и давно, но просто Демьян твой друг и…

— Лер, тормози, — резко оборвал её излияния, не желая слушать эту пьяную ахинею.