Давай никому не скажем - Агата Лель

— Яночка, это моя бабушка — Изольда Генриховна, — представил подоспевший Тимур, держа в руках тапки, точь-в-точь как у тёти Марины.

— Это она что ли? — вместо приветствия проскрипела «железная леди», не отводя пристального взора.

— Да, бабуля, это Яночка, я тебе о ней рассказывал…

— Да помню я, не повторяй.

Судя по её тону, чихвостили они меня и в хвост, и в гриву.

Я была наслышана о бабушке Тимура — матери его отца. Чистокровная немка, педантичная и чопорная, генеральская жена, ни дня в жизни не работала. С очень сложным характером и крутым нравом. Истиной хозяйкой дома была именно она.

После смерти мужа, который был старше ее на много лет, перебралась жить к сыну, несмотря на то, что имела собственную квартиру в Петербурге. Тётя Марина, желая услужить властной свекрови, делала вид, что её всё устраивает, хотя я была более чем уверена, что терпела она всё это через великую силу.

Встречи с Изольдой Генриховной я не хотела и боялась больше всего, и все мои самые страшные ожидания подтвердились — старуха была невероятно неприятной личностью, и я сразу поняла, что мы никогда не поладим.

— Кхм, кхм, здравствуйте.

Обернувшись, увидела у порога копию Тимура, только чуть старше и с усами. Сын и отец как две капли воды — одинаковые серые, глубокопосаженные глаза, одинаковые пшеничные волосы с косым пробором, идентичная улыбка.

Пройдя в зал, отец протянул руку для приветствия. Смутившись, подала ладонь, и крайне удивилась, что вместо рукопожатия он легко коснулся губами её тыльной стороны:

— Борис Макарович.

— Яна, очень приятно.

Удивительно, как у такой женщины, как Изольда, может быть настолько милый сын: Борис Макарович произвёл исключительно положительное впечатление. Я даже немного расслабилась, решив, что всё может пройти не так уж и плохо.

Как потом оказалось, с выводами я сильно поторопилась.

Разобрав в центре комнаты стол-книжку, тётя Марина накинула белую, вышитую золотыми нитками скатерть, и быстро наполнила стол разнообразными разносолами. Чего его там только не было: сочные котлеты, тончайшие ломтики сыра, ажурные блинчики, копчёная колбаса, свежайшая буженина.

От обилия еды рот моментально наполнился слюной — столько всего и сразу я не видела уже очень давно. Мой рацион сейчас это чай и булка с дешёвым маслом, полупустые щи и жареная картошка. Конечно же мне захотелось попробовать всё одновременно, но почему-то была уверена, что не смогу проглотить и кусочка.

Посадив во главу стола Изольду Генриховну, остальные расселись по своим местам, отведя мне почётное место напротив бабушки.

Разве можно есть под таким проникновенно-ледяным взглядом? Да рядом с этой Горгоной даже за то, что дышишь с ней одним воздухом извиниться хочется.

— Тимоша, разливай вино. Яночка, тебе красное сухое, или белое полусладкое? — приторно улыбаясь, поинтересовалась мама.

— Красное… наверное. Немного.

— Часто пьёте? — в лоб огорошила старуха, и мне захотелось сквозь землю провалиться.

— Бабушка, Яна вообще практически не пьёт, мы даже когда с ней в ресторан ходим, она водичку заказывает, или сок. Да, Яночка? — встал на мою защиту Тимур, за что я была ему безумно благодарна.

— Ну так насколько мне известно, мать её тоже не всегда пила, в музыкальной школе работала, на хорошем счету была. Я ничего ведь не путаю? — не унималась Изольда Генриховна.

— Ничего не путаете, — вдруг севшим голосом выдавила я.

— Ну не будем о грустном! Давайте выпьем за знакомство, — вмешался отец, поднимая бокал.

Отпив глоток, который встал поперёк горла, уставилась в пополняемую Тимуром тарелку — тот щедро накладывал воздушную картошку-пюре. Аппетита еда больше не вызывала, скорее тошноту.

Некоторое время все сидели молча, тишину нарушал лишь лязг столовых приборов. Все чувствовали себя крайне неуютно, но старались держать лицо и, встречаясь случайно глазами, выдавливали из себя учтивую улыбку.

— Яна, ваше отчество Альбертовна, кто ваш отец? Он русский? — снова подала голос бабушка.

— Я не знаю своего отца, никогда его не видела, — с нажимом отчеканила я.

Вот ведь старая карга. Конечно она прекрасно знает всю мою подноготную, уверена, что даже побольше меня самой, но всё равно задаёт неудобные вопросы упиваясь реакцией. Злобная мерзкая старушенция!

— Как это не знаете? Он что, умер?

— Нет, он сбежал ещё до моего рождения, но надеюсь, что потом умер.

Тётя Марина поперхнулась, и начала кашлять, постукивая пухлой ладошкой по жабо: крупные перламутровые бусы смешно подпрыгивали в такт ударам. Тимур в ужасе округлил глаза, бабушка отложила вилку и подалась вперёд:

— Считаете своего отца подлецом?

— Я считаю его жалким трусом, оставившим беременную женщину. И мне всё равно, кто он и где он, жив он или мёртв, — я смотрела в упор на сморщенную старуху и, к своему огромному стыду, ужасно хотела наговорить ей кучу гадостей.

Да, она старше, и возраст нужно уважать, но и меня нужно уважать тоже, я не сделала им ничего плохого. Какая разница, кто мои родители, разве им не важнее, кем являюсь я?

Нервы разошлись ни на шутку. Даже не нервы — гнев! Взяла бокал и, под полный ужаса взгляд Тимура, осушила вино до дна.

- Да, у меня нет такой прекрасной родословной, как у вас. Моя мать — алкоголичка, а отец «неизвестный солдат», я живу в обшарпанной коммуналке с тараканами, мой сосед — бывший зэк, а у матери появился сожитель-бездельник, который теперь живёт с нами. Я не видела красивой жизни и такого шикарного застолья, но я сама, без чьей-либо помощи закончила школу и университет на «отлично», у меня достойная работа, в конце концов ваш сын и ваш внук выбрал меня, значит меня есть за что уважать, и я не такой уж плохой человек. Надеюсь, я удовлетворила ваше любопытство и ответила на все интересующие вас вопросы? — выпалив на одном дыхании ядовитую тираду, впервые за всё время нахождения здесь почувствовала себя умиротворённо.

Пусть они меня возненавидят и больше никогда не пригласят в свой дом, я буду только рада!

Молчание стало ещё тягостнее, казалось, что накалённую обстановку можно резать тупым ножом. Никто не ожидал от меня подобного выпада и все были в шоке.

Мне стало немного жаль побледневшего Тимура, который застыл с бокалом в руке. Я сама не ожидала, что из меня польётся такое. Но они меня просто вынудили! Своими взглядами, своими показными светскими манерами и глупыми вопросами, на которые знали ответ.

Изольда Генриховна взяла в руки приборы и, не теряя достоинства, принялась разрезать на мелкие кусочки печёночный торт. Видимо, решила сделать вид, что меня просто нет.

Отец что-то покряхтел, буркнул какую-то банальность о погоде, дабы разрядить витавший в воздухе накал. Взяв бутылку, подлил каждому вина.