Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - Ольга Скороходова

Предоставление помощи ОПЕК не могло не повлечь за собой политической переориентации стран – реципиентов этой помощи, так как она предоставлялась по канонам рыночной модернизационной модели, в контексте капиталистической системы торгово-экономических связей. Так, например, Ю. Роган, британский арабист, говорит о том, что в 70-е годы был создан «новый арабский социальный порядок» вследствие обмена капиталом и, прежде всего, человеческими ресурсами между богатыми и бедными арабскими странами, что обернулось нарастанием экономической взаимозависимости на фоне роста политических различий в арабском мире.

4.4. Энергетические кризис, ОПЕК и арабо-израильский мирный процесс в 1970-е годы

Политическая ангажированность «нефтяной атаки» 1973–1974 годов, ее самая непосредственная связь с ближневосточным конфликтом предопределили наличие политико-дипломатического измерения в новой модели отношений стран – экспортеров и стран – импортеров нефти. Этот новый курс воплотился в дипломатической деятельности Г. Киссинджера, а затем и Дж. Картера по разрешению ближневосточного конфликта, основным результатом которой стало заключение Кэмп-Дэвидского мирного договора между Египтом и Израилем в 1979 году. В рамках судьбоносного противостояния двух систем, бывшего стержневым конфликтом эпохи холодной войны, разрешение арабо-израильского спора превратилось в одно из ведущих направлений соперничества СССР и США в 70-е годы.

Сразу же после окончания войны Судного дня существовало несколько возможных путей и форматов преодоления ее последствий. Первый из них был достаточно традиционен: в резолюции Совета Безопасности ООН № 338 содержался пункт о немедленном начале переговоров между воюющими сторонами после прекращения огня под «соответствующей эгидой», то есть под международным наблюдением. Государственный секретарь и посол СССР в США приступили к обсуждению принципов и механизма функционирования «соответствующей эгиды» еще в середине ноября 1973 года. В итоге было договорились о созыве международной конференции в Женеве, в рамках которой должно было решаться будущее Ближнего Востока. Считалось, что конференция инициирует процесс разрешения всех вопросов конфликта – о границах и о статусе Иерусалима, о палестинских беженцах и будущем палестинской государственности – со всеми его участниками, то есть в основу ее функционирования был положен всеобъемлющий подход. В соответствии с духом разрядки, СССР и США должны были стать ее сопредседателями.

В то же время было совершенно ясно, что преодоление последствий войны приведет к новой расстановке сил в регионе, и каждая из сверхдержав была заинтересована, чтобы этот новый баланс сил как минимум учитывал ее интересы, а как максимум менял хрупкий эквилибриум в ее пользу. При этом в условиях действующего энергетического эмбарго США находились, безусловно, под бóльшим давлением, чем Советский Союз: Вашингтон нуждался в быстрых результатах, к достижению которых глава американской дипломатии приступил практически незамедлительно. 3 ноября 1973 года СНБ была выработана стратегическая линия дипломатии США: ни в коем случае не увязывать действия по урегулированию арабо-израильского конфликта с задачей добиться отмены эмбарго. Ставка на достижение быстрых результатов также означала де факто отказ от формата Женевской конференции и всеобъемлющего подхода в пользу пошаговой дипломатии – обсуждения отдельных вопросов (прежде всего, об отведении войск) с отдельными участниками конфликта путем одностороннего посредничества США между Израилем и арабскими государствами, вошедшего в дипломатическую историю под названием «челночная дипломатия».

СССР, разорвавший дипломатические отношения с Израилем еще после Шестидневной войны 1967 года, был сильно ограничен в своих действиях, не имея доступа к одной из сторон конфликта. В Политбюро ЦК КПСС этот недостаток отлично осознавали. Вопрос о возобновлении отношений с Тель-Авивом обсуждался по инициативе Л. И. Брежнева. Однако, по воспоминаниям А. Ф. Добрынина, М. А. Суслов зарубил это предложение на корню. Также в 1975–1976 годах Е. М. Примаков вступал в контакты с руководством Израиля, которые, тем не менее, не принесли результатов. Так или иначе, СССР был заинтересован в том, чтобы мирное урегулирование шло в рамках женевского процесса, так как он обеспечивал, как казалось, равные возможности для сверхдержав.

Нефтяная проблема явилась фактором перемен для ближневосточной политики не только в том смысле, что она превратила вопрос о мире в регионе в один из важнейших пунктов мировой повестки дня, но и в том, что европейское крыло НАТО оказалось в этом вопросе по одну сторону баррикад с СССР и с арабскими странами, по существу критикуя, хотя и не громогласно, курс США на «пошаговое урегулирование». Это выразилось в принятии уже упоминавшейся нами Ноябрьской декларации ЕЭС 1979 года и Венецианской декларации 1980 года. Так, например, в британских документах стиль ведения переговоров Г. Киссинджером называли «эксцентричным», поскольку даже самые высокопоставленные лица не имели представления о ходе переговоров, а провал Женевской конференции, о чем пойдет речь ниже, был охарактеризован как «удар по альянсу».

Важно понимать разницу исходных посылов Брюсселя и Москвы в их скепсисе относительно пошагового урегулирования. Европейцы считали, что данный конфликт носит региональный характер, и, следовательно, предпочтительны те способы урегулирования, за которые выступали региональные игроки, – а арабская сторона выступала за всеобъемлющий подход. СССР же настаивал на многостороннем формате потому, что он давал ему больше рычагов влияния.

Между тем, с самого своего запуска «челночная дипломатия» Киссинджера ставила своей целью не только ликвидацию последствий Октябрьской войны 1973 года, но и нивелирование влияния СССР в регионе (в терминологии Киссинджера, нужно было «посадить медведя в клетку»). Превращение США в единственного возможного посредника в разрешении арабо-израильского спора было долгосрочной целью госсекретаря, в свете чего любые выступления и со стороны СССР, и со стороны союзников США по НАТО воспринимались им как антиамериканские действия.

И хотя сам госсекретарь отвергал связь между дипломатической активностью и отменой эмбарго, зимой и весной 1973–1974 года между этапами «челночной дипломатии» он неизменно посещал страны «второго кольца» по отношению к арабо-израильскому конфликту, игравшие, однако, первую скрипку в ОПЕК (Саудовскую Аравию, Иран и т. д.).

5–14 ноября 1973 года состоялся первый акт «челночной дипломатии», и уже 11 ноября 1973 года между Египтом и Израилем был подписан Протокол о соблюдении прекращения огня. Это был и первый результат новой американской дипломатии – например, в 1967 году такой договор так и не удалось подписать. 15 декабря Советом Безопасности ООН была принята резолюция о созыве Женевской конференции, при этом с 13 по 18 декабря государственный секретарь вновь нанес визит в регион для подготовки открытия конференции. Радикальная Сирия отказалась участвовать в мероприятии в знак солидарности с палестинцами, чье участие в конференции не предполагалось из-за их позиции по Израилю. Церемония открытия пленарной сессии Женевской конференции (21 декабря 1973 года) проходила в странной атмосфере: все присутствующие понимали, что основным достижением конференции является, собственно говоря, само ее открытие, а реальный прогресс может быть достигнут на других, менее представительных форумах. Одним из немногих результатов конференции стало учреждение ряда рабочих групп, включая военную, которая сыграла инструментальную роль в «челночной дипломатии» Киссинджера.