Женщина в бегах - Рэйчел Хаузэлл Холл

Она расплылась в улыбке.

— Доброе утро, солнце.

Он недоверчиво посмотрел на нее, недоумевая от внезапной перемены. Была ли эта улыбка искренней? Не догадываясь, что почти на все сто Грей Сайкс притворялась, он расслабился.

— Доброе утро, красотка. — Потом он наклонился, чтобы поцеловать ее.

И Грей не сопротивлялась.

Она позволила ему дотронуться до ее шеи. Она позволила ему ласкать ее грудь и щипать ее соски. Она позволила ему взять ее прямо на балконе, на самом прочном кресле в мире, почти на глазах всего города. И она сыграла роль распутной женщины, и боец и сирена слились воедино, когда город только просыпался под рев вертолетов и хлопки их лопастей.

Хэнку пришлось пропустить завтрак.

— Мне нужно ехать, — сказал он, натягивая синие джинсы. — Хочу добраться до Нортриджа, пока не появилось километровых пробок.

Тело Грей ненавидело ее за устроенный спектакль на балконе. Тем не менее она сделала разочарованную гримасу, но не настолько разочарованную, чтобы Хэнк передумал.

— Ты уверен?

Хэнк вяло улыбнулся.

— В следующий раз?

— Хотя бы чашку кофе?

Он принял ее дорожную кружку и еще раз поцеловал. Он не спросил, встретятся ли они снова. Он не сказал: «Увидимся позже». Они бы добрались до этого моста, то есть если бы этот мост не разрушил другие дела и другие люди.

Когда она закрыла дверь, оставшись снова одна, Грей смирилась с этим нарочито уклончивым ответом. В любом случае у нее уже были планы, например… пойти к своему дребезжащему холодильнику. Все, что ей нужно было сделать, это дотянуться до дверцы морозилки и… Один глоток. Это все, что ей нужно, чтобы привести себя в порядок. Секс на балконе подлечил 70 процентов ее измученных нервов, а остальное можно было залечить за пару секунд холодным напитком, дистиллированным из стопроцентной пшеницы.

Шон вдохновил в ней пьяницу.

Она быстро проверила у ОРО номерные знаки. Никаких следов внедорожника или седана в последнее время не было, но он мог взять машину напрокат. Одолжить машину у друга. Нанять автосервис…

Грей закрыла глаза и глубоко вздохнула. Потом еще раз. Она потянула за ручку нижней дверцы и схватила с полки банку содовой «Лакруа». Она продавила колечко крышки и выпила половину прямо на кухне. Язык приятно покалывало от газировки, и она вылила остаток банки в раковину, готовая начать день.

Трезвая.

Хорошая привычка.

Но ей надоело бегать, затаив дыхание, постоянно, постоянно оглядываясь.

В ванной она приняла антибиотик и один оксикодон и решила посетить врача в воскресенье, если боль не пройдет.

На этот раз, когда она принимала душ, Грей потерла и лицо. Тональный крем миндального оттенка стекал по ее ногам и закручивался в слив. Она потерла за ушами — там она тоже красилась. Ее лицо было таким светлым и чистым, и она поблагодарила свои гены за кожу, на которой никогда не выскакивали прыщи, потому что в противном случае сейчас, черт возьми, она была бы одним гигантским гнойником.

Вытираясь, она изучала свое отражение в запотевшем зеркале. Обнаженная женщина, стоящая там… Шкипер, в далеком прошлом такая же мелкая сошка, как и миссис Гилберт Хауэлл. Ее характер — вот что стало тогда ключевым моментом. Шон всегда говорил, что именно ее характер был причиной этого хаоса, источником всех этих криков и боли. Вот тогда-то она и начала выпивать. Вот тогда-то и появился лишний вес. Жирная свинья. Так ее называл Шон. И в это она тоже верила… тогда.

Она также видела отражение в этом зеркале… шрамы, мелкие, отвратительные, обычно заклеенные пластырем и замаскированные шестнадцать из двадцати четырех часов. Шрам под ее губой — ключ от его машины. Серповидный на ее подбородке — его ноготь. Каждый шрам становился все больше и ужаснее, как торнадо в масштабе Фудзиты. Тогда она оправдывала каждый удар словами: «Могло быть и хуже» и «Со стороны кажется ужаснее, чем все есть на самом деле», пока кровоточащие рваные раны и содранную кожу уже нельзя было не замечать или скрыть под простым пластырем. Он извинится, а потом сделает ей подарок, который она с готовностью примет.

Да, Грей не понаслышке знала о мужчинах, которые могли включать и выключать обаяние, как пивной кран. Он мог писать любовные послания и дарить дорогие карамельки с морской солью, а через пару недель брызгать слюной и в ярости таращить глаза. И Ник прекрасно знал, что Грей прекрасно осведомлена об опасных мужчинах, и все же дал ей вести это дело.

Было ли это своего рода проверкой? Грей вздрогнула, но не от холода… Нет, она вздрогнула, потому что тогда у Шона был ее номер. И сейчас он тоже есть.

Позавтракала Грей омлетом с тостами, запив их двумя чашками кофе. Оксикодон подействовал, и по животу растеклось легкое онемение. Она чувствовала себя… как надо, и надев розовый льняной брючный костюм (никто никогда не ожидал подставы от красотки в розовом), Грей села за барную стойку и открыла свой ноутбук.

Кларисса прислала ей по электронной почте список баз данных для быстрого поиска. Грей нажала на портал открытого доступа к электронным судебным записям, на котором можно было найти перечень всех дел и подробную информацию о делах из федеральных, окружных и апелляционных судов по всей стране.

Ресурс выдал девятнадцать результатов по запросу «Изабель Линкольн» в Калифорнии.

Грей просмотрела результаты. — И никто из них не живет на Дон-Лоренцо-драйв.

Она открыла «Гугл».

У Иана О’Доннелла ни одной судимости. Отзывы от заведующих больниц, где он работал, на LinkedIn гласили, что он был «надежным сотрудником» и «бесценным членом команды».

Однако все эти доброта, свет и образование не означали, что Иан О’Доннелл никогда не бил свою девушку. Это значило только то, что никто никогда не уличал его в этом и не арестовывал. К тому же он врач — скорее всего, он знал, куда бить и с какой силой, чтобы не оставить синяков на теле Изабель.

Мама Наоми всегда щипала перепонку между пальцев ног сводной сестры Грей — Чери говорила, что щипки больнее побоев. А щипки никогда не оставляли следов надолго.

«Иан О’Доннелл тоже мог щипаться», — произнесла Грей. Или бить по ступням. А может, ему нравилось толкать девушку. А может быть, вместо этого он унижал Изабель.

Ломал ее любимые вещи. Не давал ей встречаться с друзьями. Ломал те места, которые не просветишь рентгеном. Сообщение от Клариссы.

Пробила номер 702. Высылаю по электронной почте данные человека, который платит за телефон.

Это мать Изабель, Ребекка Лоуренс. Живет на Пятой авеню в Инглвуде. Никаких аккаунтов в социальных сетях. Одна учетная запись электронной почты.