Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

Но душа, которая через них прошла, становится только сильнее.

— Но это же наш человек!

— И ты собрался за него бороться, — кивнул Новосильский. — Я ведь правильно понимаю, что ты хотел отвезти его в Севастополь?

— Хотел. Но это был просто порыв. Ошибка! Дорога туда-обратно займет почти день. Не стоит спасение одной жизни риска всей экспедиции.

— В Азовском море мы справимся и сами, — Новосильский улыбнулся. — Если Керчь устояла, врагу за нами не пройти. А так ты и Меншикова заранее предупредишь об этом случае. Чтобы тот побыстрее послал сюда новые орудия и командира похрабрее, умеющего сражаться с врагами: что на суше, что в море, что в небе. Это тоже важно.

Красные круги перед глазами начали пропадать, гнев отступил, и я кивнул Новосильскому, показывая, что меня больше не нужно сдерживать.

— Мы догоним вас через сутки. Спасем Вяземского, привезем нового командира в Керчь и встретим вас уже в Ростове, — тут я не выдержал. — И часто люди вот так срываются? Как я?

— Всякое бывает, — задумался Федор Михайлович. — Война — она пытается сломать людей. Кто-то закроется от нее, а потом вернется домой, и даже семья не может до него достучаться. Или вот еще случай. Один из новоприбывших, молодой граф-артиллерист, поначалу грезил славой и настаивал, чтобы его поставили на батарею в самом опасном месте. А потом увидел, как реальность отличается от его грез. Кровь от размозженных ядрами тел, удушающий дым, хромающие, словно куклы, непохожие на привычных людей, калеки после ампутаций. Словно это не жизнь, а пародия, жестокая карикатура на реальность.

— Это была первая война для того офицера?

— Нет, до этого он служил на Кавказе. Даже получил Георгия за сражение на реке Мичике, когда ядро ударило в колесо его пушки, но посчитал правильным отказаться от креста и уступить его сослуживцу-солдату. Для нижних чинов ведь знак отличия — это не только признание, но и послабления по службе.

— Кажется, я начинаю понимать. Идеалист…

— Именно. И небольшие стычки на Кавказе не смогли это в нем переломить. Тяготы службы молодому здоровому организму перетерпеть не так и сложно. А вот настоящая большая война, как сейчас — это совсем другое.

— И что этот офицер, сломался?

— Скорее закалился, — улыбнулся Новосильский. — Лев Николаевич сам начал перековывать свои мысли и убеждения из обычной руды в крепчайшую сталь. Не знаю, получится у него в итоге или нет, но вы бы видели, какие рассказы он пишет. Читаешь — и словно вживую все видишь. Хотя мне и кажется, что у него появились претензии к нашей вере… Но, надеюсь, ему еще попадется святой отец, который выслушает, подскажет, поможет понять…

Контр-адмирал замолчал, а я неожиданно осознал, что только что услышал о самом Льве Толстом. Он ведь действительно был в Севастополе: должен был приехать в ноябре, послужить на четвертом бастионе, даже покомандовать батареей на Черной речке… Интересно, как его судьба сложится на этот раз. Родится ли тот самый писатель, если Крымская война окажется на такой ужасной и кровавой? И если нет, то пусть так и будет.

— Спасибо, что рассказали, — кивнул я Новосильскому. — Я запомнил ваши слова…

Тут я заметил, что Вяземского уложили на жесткие носилки, а значит, пришло время отправляться. Замахав руками, я передал наверх, чтобы нам сбросили веревки. Уцепился за одну сам, и меня споро подняли наверх. Внизу тем временем закончили крепить Вяземского, и уже с моей помощью он тоже оказался на «Севастополе».

— Что с ним? — при взгляде на поручика голос Лесовского дрогнул.

— Враг решил оставить нам напоминание, что это война, — я сжал зубы.

* * *

До Севастополя мы долетели всего за пять часов. Могли бы потратить больше времени, но роза ветров перед городом была хорошо изучена. Поэтому километров за пятьдесят мы повернули вглубь Крыма и зашли на посадку со стороны Бахчисарая. Дольше по расстоянию, но быстрее за счет попутного ветра. Еще и враги пусть подумают, а откуда это мы прилетели… Когда еще до них дойдут новости с ушедшего «Перваз-Бахри».

— Почему вы его упустили? — это был первый вопрос, который мне задал Меншиков, когда я закончил доклад.

— Вы про линейный корабль врага? — мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями.

— Именно, — кивнул князь. Бросил быстрый взгляд на так и не пришедшего в себя Вяземского, которого как раз забирала команда Пирогова, и снова сосредоточился на мне.

— Я мог бы сказать, что это невозможно, но это было бы ложью, — признался я. — Мы могли выбить с воздуха всех, кто пытался бы управлять кораблем, а Федор Михайлович послал бы по морю призовую команду, чтобы довершить начатое. Но эта операция легко растянулась бы на несколько дней.

— Если там был паровой двигатель, то им бы смогли управлять изнутри корабля. Вы бы ничего не сделали, — встал на мою сторону Корнилов.

— Или сделали бы? — Меншиков продолжал давить.

— У нас было еще три ракеты, я взял их про запас. Можно было попытаться повредить рули «Перваз-Бахри». Или высадить десантную партию, или направить корабль для перехвата наперерез. Варианты были, но, как я и сказал раньше, это могло занять дни. А мы шли не сражаться, а за припасами.

— И тем не менее, вы отказались от основной миссии, чтобы доставить раненого друга в город.

— Князь — мой боевой товарищ, но не друг, — я покачал головой. — Да, мне хотелось спасти русского офицера, который пострадал, выполняя свой долг, который даже в забытьи пытался предупредить нас всех о грядущей опасности. И да, я хотел отплатить за издевательство над ним. Пусть Федор Михайлович меня остановил, но я до сих пор не уверен, что команда «Таифа» достойна жизни. Вот только вернулся я все же по другой причине…

— Вы были готовы убить сотни людей в качестве мести? — включился в разговор подошедший великий князь Николай.