Русская война 1854. Книга третья - Антон Дмитриевич Емельянов

— Малую? — тут же с интересом спросил Лесовский и тоже повернулся ко мне.

Все понятно. До этого мы либо периодически приземлялись, либо стояла ночь, и пописать с высоты было даже весело. А вот как сейчас, при всем честном народе…

— Стесняетесь? — спросил я, и все пассажиры «Севастополя» дружно закивали. А ведь до этого терпели, ждали, кто первым сдастся. Что ж, сейчас будем учить их сравнительному анализу. — Посмотрите вниз…

Я подошел к краю гондолы и отодвинул фанерную стенку — внутрь тут же ворвались потоки ветра, пробирая до костей. До этого-то было относительно тепло благодаря котлу, а тут весь жар разом выдуло наружу.

— Что видите? — спросил я, когда Митька и Прокопьев первыми подошли поближе.

— Корабли, — выдохнул казак.

— И город, с людьми. Вон базар, там наверняка под сотню женщин будет, — мичман был настроен более пессимистично.

— А теперь посмотрите еще раз. Вы видите людей? Нет — даже фигуры целиком теряются на таком расстоянии. Так вот и они ничего увидеть не смогут… А стесняетесь, просто откройте дверь с другой стороны. И ширмы тут по бокам тоже не просто так висят, — я отгородил угол, в очередной раз подумав о том, что очевидные нам вещи порой совсем не очевидны для других.

Все члены команды по очереди начали отходить в угол, а я продолжал наблюдать за жизнью города под нами. Вот показался ползущий откуда-то с верховьев Дона огромный корабль. Я даже глаза протер — издалека вылитый океанский лайнер. Такой же огромный и широкий, перегораживающий половину реки.

— Ты знаешь, что это? — позвал я Лесовского.

Лейтенант сначала напрягся, потом разглядел, что именно меня заинтересовало, и улыбнулся.

— Это беляна. Их тут редко собирают, обычно они если и ходят, то по Волге, с севера и на юг…

Так я и узнал про эти необычные суда. Их строили из леса прямо там, где его добывали, и рассчитаны такие корабли были только на один поход. Сто метров в длину, двадцать пять в ширину — они набирались из несмоленых бревен, чтобы те потом проще было пустить в дело. Высота борта — метров пять, и все это забито деревом, а как доходили до края, бревна клали с вылетом в стороны метра по три, чтобы еще больше влезло. Вот такая махина и получалась.

— А беляна, потому что дерево необработанное и за один проход не успевает потемнеть? — уточнил я.

— Не знаю, — удивился Лесовский. — Но похоже на правду.

И мы уже вдвоем продолжили следить за гигантом-лесовозом и другими кораблями… Не знаю, о чем думал лейтенант, а у меня вот крутились мысли о том, что канал между Волгой и Доном — это в свое время было не просто красивое название, а то, что соединило лесной север страны и степной юг. Сколько в итоге грузов прошло туда-обратно, сколько пищи это дало экономике страны.

Моря стали тем, что помогло Британии соединить свою империю, а нашу соединили реки. Сейчас, когда я видел столько речных кораблей, это становилось очевидно. Раньше не понимал, почему Николай I не спешил с железными дорогами, и вот ответ. Реки были дешевле: в освоении, в использовании, и там уже столько всего было сделано. И если вспомнить обоснование для железных дорог, когда в обществе обсуждали, нужны они или нет, то их рассматривали не как отдельную сеть, а как дополнение к уже существующей речной системе.

Я ведь даже в этом времени читал статьи некоего Щеглова, где тот предлагал строить первую дорогу не до Москвы, а до Твери. Не для имиджа и красоты, а чтобы соединить столицу с бассейном Волги… В этот момент один из пароходов издал протяжный гудок и выпустил огромное белое облако. Белое — значит, не только с углем, но и с водяным паром.

— Лейтенант, — я посмотрел на Лесовского. — А ты знаешь, когда первый пароход для рек построили?

— Стимбот «Елизавета» построили на заводе Чарльза Берда в 1815 году, — словно на экзамене выпалил Лесовский.

— Завод Берда? Значит, не у нас строили?

— Почему не у нас? — даже обиделся Лесовский. — До сих пор завод Берда на Гутуевском острове стоит — это одно из лучших литейно-механических предприятий. Сам Карл Николаевич уже умер, но его сын вполне успешно продолжил дело, и не удивлюсь, если хотя бы у одного из местных пароходов стоит его двигатель. Правда… — лейтенант задумался. — Я слышал, что завод хотел выкупить Дмитрий Егорович Бернадаки, он начал с фабрики в Нижнем Новгороде и теперь подбирается к столице.

Я чуть не вздрогнул, как это иногда бывает, когда слова разбивают плотину воспоминаний. Про того же Берда я не слышал в будущем, а вот Бернадаки — это Сормовский завод, первые железные суда и первая мартеновская печь. А ведь сейчас получается, что я со своими паровыми машинами влез на рынок этих господ. Так что, возможно, скоро придется увидеться.

— А если вы про военные пароходы, — продолжал тем временем Лесовский, — то Адмиралтейские Ижорские заводы выпустили «Скорый» в 1818-м. Он, конечно, речной был, но про морские тогда вообще никто и подумать не мог.

Мы оба замолчали. Лейтенант принялся следить за шлюпкой, на которой к берегу отправился Новосильский — наводить мосты и порядок. Я же размышлял о том, что, как оказалось, совсем не знаю этого времени. Взять отставание в пароходах, которое нам приписывал каждый второй историк. Так у нас их сотни. Есть заводы, есть компетенции — нужна была только отмашка перевести дело на военные рельсы, и все… Но не дали. Свернули — и речную программу, и собственное производство, загоняя себя с каждым годом во все больший тупик.

Интересно, а французы сейчас понимают, что они попали в ту же зависимость, только на десяток-другой лет опережают нас в ней?

Я думал погулять по старому Ростову, но не удалось. Как только Новосильский передал в город приказы Меншикова и великих князей, все вокруг закипело. Казалось бы,