Министерство по особым делам - Натан Энгландер

– Ну, ты всегда все знаешь, – сказал Пато. – Если ненависть накопится, найдется, куда ее направить. Чему-чему, а этому я у тебя научился.

– Вот и отлично, – сказал Кадиш, словно принимая условия сделки.

Пато хотел было поднять книгу, тлевшую на полу. Разжал обожженную руку, снова сжал. Потом посмотрел прямо на отца – в его взгляде сквозило разочарование.

В ярости он не взял ключи и бумажник – они остались на резной полке. Не взял он и куртку, которую вывернул наизнанку, когда срывал ее, мчась по коридору. Не взял ничего, что защитило бы его от ветра и дождя, от уличной непогоды. Пато поднял руку и вздохнул – вот и ноги промокли. Надо идти к Рафе – куда еще? А домой он больше не вернется.

Они сидели вместе на занятиях в университете, в большой аудитории амфитеатром. Сдавали экзамен по социальной психологии.

Студентов вызывали по алфавиту. Пато был в середине списка, но из их троицы его вызвали первым. Рафа подтянул ноги, чтобы товарищ мог пройти.

Беспокоиться об отметке не приходилось. Было известно, что из всей аудитории экзамен сдаст только один. Казалось бы, чистый бред, но, видимо, такое указание спустили сверху. Еще один способ запугать, расколоть их ряды. Выходило, что весь их класс – неучи, и ничего тут не поделаешь. А получить приличную оценку Пато хотелось.

Родители стали бы это категорически отрицать, но кто, как не они, усыпали лепестками роз дорогу хунте. Такое правительство приходит к власти, когда в стране буча, и все хотят покоя любой ценой. А вот чего родители пока еще не понимают – это разницы между терроризмом и тем, когда терроризируют тебя. Режим, который копается в мелочах, представлялся Пато еще более опасным, чем тот, который преследует своих врагов и хладнокровно уничтожает их. А еще больше ужасало Пато, что какого-то генерала занимают их оценки.

Профессор Шустер поднесла ручку к его имени в списке, растопырила пальцы над его экзаменационной работой.

– Господин Познань, – сказала она и передала ему листок.

Неуд! А ведь Пато готовился изо всех сил.

Три неудачника сидели в кафе, пили кофе, поглядывали на университетские здания. Они сравнивали правильные ответы, помеченные как неправильные, и рассуждали о том, кто же из курса сподобился сдать экзамен успешно. Пато побалтывал в чашке тоненький кусочек лимона. Флавия наблюдала за птичками за окном. Сиди они на улице, думала она, скормила бы птичкам крошки.

– Хочешь, давай к нам с мамой, – предложил Рафа. – Хотя, по мне, это глупость. Зачем делать вид, что ты в бегах, когда за тобой никто не гонится?

– Флавия делает вид, что она в бегах, – заметил Пато.

– Меткое наблюдение, – сказал Рафа. – Только Флавия и правда в бегах. – Он потянулся за кофе и столкнул блюдце на пол. Все в кафе обернулись, но блюдце не разбилось, и Рафа поднял руку. – Занимайтесь своими делами, – сказал он. – Тут полный порядок.

– Я тебе говорила, еще до того, как отец спалил твои книги, что ты ведешь себя как фанатик, – сказала Флавия. – Нашел из-за чего воевать – из-за книг!

– Любой, кто больший радикал, чем ты, – уже фанатик, – сказал Пато. – А кто консервативнее – фашист.

– Шел бы ты домой, – посоветовал Рафа.

– Конечно, ему надо домой.

Голубки Флавии взлетели в небо, она проводила их взглядом. Поэтому она встала последней из троих и прижала ладони к стеклу.

Птички сначала держались стайкой, потом разлетелись. В поле зрения возникла лошадь, она шла легким галопом. На ней восседал полицейский в шлеме и черных ботинках. На фоне университетских зданий такая картина поражала воображение сама по себе. Но этого оказалось мало. Что вообще происходит? – подумала Флавия. Полицейский, склонившись набок, рукой в перчатке держал светлые волосы, казалось, он того и гляди вывалится из седла, но он каким-то чудом удерживался. Полицейский тащил за волосы студентку! Студентка то бежала, то падала, в зависимости от хода лошади. Она вцепилась в полицейского так, словно не хотела, чтобы он ее отпустил.

Когда твой мир рушится, чего только не увидишь. То, что еще недавно не укладывалось в голове, что до какого-то времени ты даже не мог себе представить – происходит! Год назад ты жил другой жизнью. И вот Флавия смотрела, как полицейский тащит за волосы несчастную девушку мимо кафе в день, когда они завалили экзамен.

Флавия взглянула на Пато и Рафу. Она и верила и не верила своим глазам. Обняла друзей за плечи, и они теснее прижались друг к другу.

Рафа искал их билеты на концерт. Флавия передала Пато косяк. Наконец билеты нашлись, и Пато взял бразды правления в свои руки. С косяком в руке он уселся на пол по-турецки, локтями уперся в колени, самокрутка в одной руке, билеты веером – в другой. При всей бедности в их жизнях было кое-что, в чем они себе не отказывали. К тому же Рафа и Флавия субсидировали Пато. Но сходить домой все равно придется, как минимум чтобы забрать вещи.

– Нам пора, – сказал Рафа.

Флавия, что-то взвешивая, облизнула губы.

– Кайфа маловато. Скрути перед выходом еще один.

Рафа послушался. Вытащил из новой пачки сигарету, взамен сунул туда косяк.

– Vamos, – сказал он, и они ушли.

Прожекторы пускали по клубу разноцветные снопы света. Зрители пели, надрывая глотки. Слова все знали наизусть. Они были заодно с «Невидимками»[29] там, на сцене. Когда в зале выключали свет и все прожектора нацеливались на Спинетту, овации становились оглушительными, Рафа даже зажал уши руками. Флавия передала Пато косяк. Спинетта пел в микрофон, его лицо обрамляли длинные волосы, капельки пота и брызги слюны блестели под лучами прожектора.

Пато этот клуб обожал. Тебя здесь никто не знает, и ты можешь орать в полный голос, только здесь тебя покидало чувство горечи. В глазах его от начала и до конца стояли слезы.

Пато, Рафа и Флавия протиснулись ближе к сцене. В голове гудели басы, от косяка напряжение прошло. Пато передал косяк Флавии. Она сделала затяжку, вернула косяк, и ее лицо высветил луч фонаря. Флавия указала на охранника в углу сцены. Пато проследил за движением луча – луч остановился, замер, охранник достал рацию, что-то в нее прокричал. Пато не слышал, что именно, но увидел, как напряглась толстая, похожая на отцовскую, шея охранника.

Музыканты всё играли, они подпевали, но Пато не сводил глаз с охранников. Те стали надвигаться с разных сторон – кряжистые здоровяки, с публикой не спутаешь, – они шли против потока, разделяя единую в своем энтузиазме толпу. Пато смотрел – а вот и парень, на котором остановился луч фонаря. Рафа выдернул из руки Пато косяк. Перед тем как поднести его к губам, Рафа прокричал Пато прямо в ухо: