Министерство по особым делам - Натан Энгландер

– Курил? – спросила она.

– Сигареты, – ответил Пато.

– Глаза вон кровью налились, это от сигарет?

– Аллергия, – объяснил Пато.

Она повернула его лицо к свету, что шел из окон здания.

– Да, в этих автобусах пылища, – сказала она и повела его в участок.

Полицейский за стойкой поднял голову – он возился с радиоприемником, снял с него переднюю панель. За столом у стены сидел еще один полицейский. Этот даже голову не повернул в их сторону.

Дернув Пато за куртку, женщина пихнула его в камеру временного содержания и заперла.

Пато, сам того не заметив, вцепился в решетку.

– Разве вы не должны меня зарегистрировать? – возмутился он. – Разве я не имею права позвонить и сказать, что я здесь?

– Как правило, имеешь, – сказала она. – Но у тебя нет документов. А без документов тебя, можно сказать, просто нет. Как прикажешь тебя регистрировать?

– Вот поэтому мне и надо домой позвонить.

– Поэтому тебе придется подождать до завтра.

– До завтра?

– У нас народа не хватает. Люди придут только утром. А там еще с выходных завалы надо разгребать. Разгребут – и тобой можно будет заняться.

– А потом меня отпустят, как остальных?

– Не знаю, – сказала она. – Остальных-то уж нет. Все разбежались.

Она отошла, а Пато машинально вцепился в решетку, прижал лицо к прутьям.

– Значит, в понедельник утром? – крикнул он ей вслед.

– Кто знает? – ответила она. – Вон какой завал.

И с неожиданным дружелюбием, отчего у Пато на душе заскребли кошки, махнув ему на прощанье рукой, оставила на ночь в камере.

Было уже довольно поздно, и Пато без особых усилий, иногда забываясь сном, скоротал время до утра. Кто-то принес ему чашку кофе на подносе. К полудню какой-то полицейский, отправляясь на обед, спросил Пато, есть ли у него деньги. Деньги он взял и, по возвращении, принес шоколадный батончик и бутылку кока-колы. Пато уже подготовился к любому исходу, от пыток до гильотины: наслушался от своих и ужастиков, и слухов, и подлинных историй. Но он никак не ожидал, что его пусть хоть как-то, но все-таки покормят и вообще оставят в покое. После кока-колы у него отлегло от сердца, и он уснул по-настоящему, проснулся он, только когда вчерашняя сотрудница, разбудив его, – она вела себя так, словно видела его впервые, – дала ему блокнот с карандашом и велела записать свои данные. Как выяснилось, пока он спал, в камеру привели еще одного человека. На соседней скамье посапывал мужчина средних лет в костюме (изрядно поношенном) и кроссовках (совершенно новых). От него исходил не самый приятный запах.

– Теперь ждать недолго, – сказала женщина, когда Пато отдал ей блокнот со своими данными.

Интересно, недолго – это сколько: часы, дни? Ожидание стало невыносимым. Уж лучше бы у него забрали часы, так ведь нет, оставили! И этот алкаш вот-вот проснется, хотя это не самое страшное.

В половине восьмого вечера та же сотрудница вывела Пато из камеры, чтобы он позвонил домой. До того как его посадили, Пато с содроганием думал, что придется объясняться с отцом. Сейчас эта мысль не так ужасала. Пато надеялся, что трубку, хотя она, понятное дело, перепугается до смерти, возьмет мама. И родители не знают, что его упекли за решетку – вот что хуже всего! Он не был дома всего ночь и день, а если бы его продержали тут месяц? Родители так бы и думали, что он ночует у Рафы и дуется на них? Пато набирал номер, а в горле стоял ком – надо взять себя в руки, иначе, услышав мамин голос, он разрыдается. Не хватало еще зарыдать в полицейском участке! Тем более при сотруднице, которая вчера так дружелюбно помахала ему рукой. Он закрыл глаза, представил свою пустую и полутемную квартиру – в гостиной раздается звонок, его едва слышно в коридоре.

Гудки прекратились. Пато открыл глаза. Положив палец на рычаг, сотрудница прервала сигнал.

– Перезвоним позже, – сказала она.

И снова Пато едва не заплакал. Сначала отпустили девушку с боязнью замкнутого пространства, потом, после переклички, и Флавию с Рафой – теперь могли отпустить и его, а он свой шанс – уйти просто так – снова проворонил! «Позже»! Как знать, представится ли этот шанс позже?

Этот период в жизни страны, полный неисчислимых потерь и неуверенности в завтрашнем дне, из конторы Лилиан выглядел золотым веком. Попавшие в настоящую беду идти к ним за выплатой страховки просто боялись, и страховые полисы Лилиан все чаще выписывала либо новым клиентам, либо старым, если те как-то приспособились. Бизнес Густаво был отражением некой фантастической эры, и в эту эру на подъездных дорогах вдруг появлялись новехонькие машины, а дороги иногда прямиком вели к новому дому. Женщины рассказывали: подношу руку к шее, а на ней – откуда ни возьмись – бриллиантовое колье, а мужчины клали на прикроватный столик часы, проявляя неведомую им дотоле деликатность. Случались сюрпризы и похлеще.

Контора Густаво работала – он ждал супружескую пару, им требовалось изменить условия страхования жизни. Это был могущественный генерал и его не менее могущественная и очень богатая жена. Договор Лилиан составила раньше, и теперь среди прочих дел, которые нужно было провернуть за день, ей предстояло добавить в него бенефициара, чем она и занималась, Густаво же тем временем разглаживал настольный журнал и раскладывал ручки у себя в кабинете. И хоть ничего не делал, выглядел чрезвычайно занятым. Казалось, он вполне доволен жизнью, но порой Лилиан случалось заставать его в холодном поту, так что она пугалась – уж не лопнул ли у него аппендицит? Ему очень хотелось, чтобы визит генерала прошел успешно.

Пара расположилась напротив Лилиан, поздние родители, они лучились радостью. Жена покачивала на коленях младенца, мамино счастье, он ворковал. В какой-то миг муж, отвечая на вопрос Лилиан, запнулся, жена подняла бровь, и оба захохотали, да так, что у ребенка затряслась погремушка, а у Лилиан по спине пробежал холодок. На дате рождения они споткнулись. Неужели нашли своего ангелочка в капусте? Или занес аист?

Лилиан не понравилось, как женщина держит ребенка. Обычно младенец прямо-таки вписывается в руку матери. Вроде бы никаких оснований для подозрений у Лилиан не было. Наверняка это не первый ребенок этой женщины, держать младенца ей уже приходилось. Да и то, что они споткнулись на дате, может ничего не значить. Что это взбрело Лилиан в голову? Совсем с ума сошла? Да еще готова высказать свои подозрения вслух! Густаво не случайно потел у себя в кабинете. Это не ваш ребенок – вот что чуть не вырвалось у Лилиан!

У нее кружилась голова. Примерно так было, когда она впервые увидела свой новый нос, на который эти люди ни разу не позволили себе взглянуть. Прощаясь, они смотрели куда-то поверх ее лба.

Тут из кабинета вышел Густаво. Стал подбрасывать ребенка, подкидывать в воздух. Потом передал ребенка матери, приобнял за плечи отца. Ну и Густаво – держит руку на плече у генерала! Таким счастливым Лилиан его еще не видела!