Министерство по особым делам - Натан Энгландер

– Вперед смотри. На Спинетту. Мы же сюда повеселиться пришли. Пой!

Пато хотелось понять, что случилось. Он и слушал Рафу, и смотрел на сцену. Там верховодил его Спинетта. Его кумир.

И Пато запел, отдаваясь действу без остатка.

Все трое радовались жизни.

Потом они обсуждали концерт. Сидели втроем в ближайшей пиццерии, где собралось еще человек сто, все обменивались впечатлениями, зал полнился легким, радостным гулом.

Мысль Рафы была проста: свободы слова уже нет, вся пресса продалась или идет на поводу у властей, и только музыкантам удается говорить правду. Рок-музыка жива по простой причине: взрослые ничего в ней не понимают. Для них рок – просто шум, гвалт, не имеющий смысла.

– У них все продумано, – возражала Флавия. – Рок-концерты плюс футбол, нам выделили два места, где можно поорать, поблажить, потопать ногами. Не такие они дураки, – подытожила Флавия. – Просто сволочи. Знают, что нам надо выпустить пар. Нужен клапан, чтобы снять давление, иначе страна взорвется.

– Знали бы они, о чем мы поем, – сказал Пато.

– Думаешь, не знают? – спросила Флавия.

– Уверен, – сказал Пато.

– Когда людей ведут к могилам, их заставляют петь, скорее всего, чтобы не сбивались с ритма.

– Согласен с Пато, – сказал Рафа. – Знай они, о чем мы поем, они бы рок живо прикрыли. Посмотри. – Рафа показал на поклонников группы. – Эту энергию запросто можно обуздать.

– Да вот не обуздывают же, – сказала Флавия.

К пиццерии подтянулись полицейские. С ними приехали два городских маршрутных автобуса, с закрашенными стеклами. Кое-кто из ребят бросился бежать, но большинство не тронулось с места. Ничего особенного, обычная облава, можно сказать, входит в стоимость билета. Рафа извлек из пачки остатки косяка, проглотил и запил кока-колой. Шум-гам сменила тишина, было слышно только шарканье ног – полицейские начали сгонять молодежь в автобусы.

Обстановка была спокойной – можно подумать, тебя не полиция загребла, а просто вызвали к директору школы. Их явно хотят приструнить. Но особых неприятностей ждать не стоит, вдобавок многие с этим свыклись. Молодежь собралась потусить. Их замела полиция. Нагонят страху – и отпустят на все четыре стороны. Потом все повторится. Обычное дело.

На лобовом стекле автобуса, в который их затолкали, висела лента с кисточками. Под потолком торчали фотографии Гарделя[30] и «Бока хуниорс»[31], на приборной панели выстроились пластиковые собачки, они махали головами, когда автобус останавливался у светофора. Еще один штрих: на зеркале заднего вида затейливым почерком выведено «Грасиэла». Рядом приклеена фотография девушки. Наверное, она и есть Грасиэла, решил Пато.

Вообще Пато любил вечером ездить в автобусе, в этом была своя прелесть. Но сейчас автобус не тот. Недаром окна закрашены. Возможно, водитель этого автобуса без ума от Грасиэлы и любит, когда его собачки качают головами на светофоре, но сейчас за рулем сидел полицейский. В автобус влез еще один блюститель порядка и затащил внутрь два фанерных щита. Согнав ребят с передних сидений, он засунул позади них один щит, потом другой – так, чтобы они не могли ни видеть, куда едут, ни выйти из двери. Рафа, Флавия и Пато сидели вместе. Рафа, как обычно, вытянул ноги. Флавия склонила голову ему на грудь. Пато, примостившись на краешке сиденья, подался вперед и подскакивал на каждом ухабе. Он попал в облаву впервые, Рафа – уже в третий раз. Пато старался изобразить спокойствие – или хотя бы отстраненность, – потому что остальные спокойствия не теряли. Флавия и Рафа затеяли спор о том, сколько полицейских участвовало в облаве, хотели вовлечь в спор и его. Но Пато спорить не хотелось. Он глубоко дышал и все вертел шеей – боялся, что его сморит сон. Не вовремя он накурился.

Какое-то время они просто ехали – казалось, без всякой цели. Когда полицейские высыпали из автобуса у пиццерии, завыла сирена. С тех пор ее не включали.

– Интересно, мы все еще в городе? – шепотом спросил Пато Рафу. Ответило человек шесть сразу. В городе, где же еще.

Когда автобус наконец остановился, их не выпустили. Лишь час спустя дверь на минуту открыли, посчитали их по головам, и дверь снова закрыли. Прошел еще час, дверь снова открыли, им велели передать удостоверения личности. В автобусе было сорок человек, и все передали свои карточки, кроме Пато: три дня назад он, вылетев в ярости из дома, оставил там бумажник, ключи и все прочее. В автобусе оказалась девушка, страдавшая боязнью замкнутого пространства, у нее ум начал заходить за разум, и ей разрешили выйти, подышать воздухом. После чего полицейский отправил ее домой: мол, проваливай отсюда, уноси ноги, пока цела. И дверь снова закрыли.

Пато был сыном своей матери. От отца он усвоил, что власти уважения не заслуживают, но мать приучила Пато их бояться. И когда он увидел, что девушку отпустили, он и вовсе лишился покоя. Значит, пока они все вместе, а дальше – каждый за себя.

– Жарко, – сказал Пато.

– Тут нам ничего не будет, – отозвалась Флавия, словно Пато говорил о том, что и правда его беспокоило. – Это местная полиция. Нас слишком много. И если нас проведут через главный вход, все обойдется.

– Что это значит?

– А то, что если нас захомутали и арестовали местные копы, они за нас и отвечают. Если нас проведут в участок через главный вход, значит, мы через него же, скорее всего, и выйдем. Ну а если нас поведут через черный ход, тогда дело плохо.

Рафу хлебом не корми – дай поговорить о кознях властей. Вокруг него собрались слушатели.

– Беды надо ждать после того, как тебя вроде бы отпустили. Вышел из участка – и попал под машину. Как в мультике. А кому-то и рояль на голову упадет.

Кто-то Рафу поддержал, рассказал свою историю. Так или не так, но в автобусе в козни, причем любые, верили все.

– Что-то мне не по себе, – признался Пато.

– Оно и немудрено, когда обкуришься да еще попадешь в передрягу, – объяснил Рафа. – Известное дело.

Флавия пнула Рафу в голень.

– Не гони пургу, – сказала она.

Дверь открылась, начали, как на экзамене, выкликать фамилии в алфавитном порядке. Одному за другим – по алфавиту – сначала Флавии, потом Рафе, потом и всем остальным женщина в полицейской форме отдала документы и всех отпустила. Всех, кроме Пато.

Рафа и Флавия ждали его на улице. Оставшись в автобусе один, Пато вопросительно посмотрел на сотрудницу полиции.

– У меня документов больше нет, – сказала она. – Алфавит кончился.

– Я документы забыл, – объяснил Пато.

Дверь снова захлопнулась.

Автобус еще проехал, остановился, и та же женщина из полиции позволила Пато выйти. Он выскочил – они оба стояли возле небольшого полицейского участка, раньше Пато около него не бывал. Женщина заглянула ему в глаза. Пато уставился на дырочки в ее ушах – видимо, в свободное от службы время она носила сережки.