Алый Крик - Себастьян де Кастелл

– Они убили старика! – кричу я ей. – Швыряли в него огонь и молнии! От того человека ничего не осталось! Никаких доказательств их преступления!

– Поэтому ты переломала им руки. Так, что они никогда не заживут должным образом.

Я знаю, что не должна этого делать, но не могу остановиться. Я улыбаюсь своей приёмной матери, которую я обожаю и уважаю больше всех в мире. Даже больше Дюррала. Будь он здесь, его наверняка оттолкнуло бы выражение дикого злорадства на моём лице. И я делаю всё ещё хуже, когда продолжаю, передразнивая его усмешку:

– Нельзя творить заклинания, если у тебя нет пальцев.

Энна поворачивается и идёт к выходу из комнаты. И я на миг испытываю облегчение.

Знаю: я сказала то, что не должна была говорить. И я знаю – уже сейчас – что отчаяние, страх и боль, которые я видела в глазах тех парней, будут преследовать меня всю жизнь. Больше, чем магов будет преследовать убийство старого медека. Однако прямо сейчас мне нужно позволить себе насладиться этим воспоминанием. Мне нужно позлорадствовать. Мне нужно ненавидеть.

Завтра. Завтра я впущу чувство вины и послушаю, как Энна скажет мне, что Путь аргоси – это Путь Воды. И ни один путь, по которому стоит двигаться, никогда не ведёт к мести. Завтра я, возможно, даже поверю в это.

– Вставай, – говорит Энна.

Вы не представляете, каково это – слышать Энну. Её слова успокаивают, согревают и утешают каждым своим слогом. Но теперь её голос так холоден, что вытягивает всё тепло из моей постели. Так холоден, что, когда я пытаюсь открыть рот и сказать «нет», перехватывает дыхание. Так холоден, что хотя я твёрдо намерена лежать в кровати, я откидываю одеяло и поднимаюсь на ноги.

Я надеюсь, что, когда она увидит меня – голую, избитую и жалкую – она смягчится. Но Энна даже не смотрит в мою сторону. Она уже выходит в дверь и спускается по лестнице.

– Принеси шпагу, – говорит она.

– Хватит, – жестами говорю я настоятельницам. – Не заставляйте меня переживать это заново, пожалуйста!

Они не слушают, просто разговаривают. Слова, которые я знаю. Слова, которых я не знаю. Они бормочут и бормочут, шепчут, щёлкают пальцами – они постоянно щёлкают пальцами, чтобы втянуть меня в свою беседу.

Каждое слово – ещё один свинцовый груз, висящий у меня на шее. Тянущий вниз. Всё ниже и ниже. В воспоминания о том, что произошло дальше.

– Пожалуйста, – снова делаю я знак матерям-настоятельницам. Это единственное, что способны изобразить мои пальцы. – Пожалуйста. Пожалуйста.

– Пожалуйста, мама, вернись в дом.

Рубашка и штаны неприятно липнут к телу. Они покрыты дорожной пылью и грязью – и заляпаны кровью трёх магов, с которыми я сражалась. Всё, что я хочу – избавиться от них, вернуться в постель и ещё на одну ночь притвориться дочерью Энны. Вот только Энна не слушает. Она стоит в саду, за домом, держа в руке одну из своих рапир.

Это не то затупленное тренировочное оружие, которое Энна использует, чтобы научить меня фехтованию. Она сама на себя не похожа. Энна – мудрая, спокойная, сдержанная. Она не такая пацифистка, как Дюррал, но всё же всем сердцем верит в Путь Бродячего Чертополоха. В то, что можно искать правду и защищать невинных, не применяя насилие и жестокость.

– Иди сюда, – говорит Энна.

– Я не буду с тобой драться, – отвечаю я, спускаясь по ступенькам.

Я хочу, чтобы она увидела моё лицо в лунном свете. Поняла, что я сожалею и готова её выслушать.

Энна делает три шага назад, оставляя мне более ровный участок сада.

– Подними свой клинок.

– Я не буду драться с тобой, мама, – повторяю я. – Я икогда не смогла бы причинить тебе боль.

– Конечно, смогла бы. Ты же сделала больно тем мальчикам, верно?

– Это совсем другое дело! Они были убийцами! Монстрами!

Энна так неподвижна, словно её тут вообще нет. Силуэт, который вы вроде бы видите перед собой, оказывается тенью дерева…

– Монстров не существует, Фериус. А теперь подними клинок.

Зачем она это делает? Энна никогда раньше не вела себя так со мной. Словно я незнакомка, забредшая в её сад.

Я пытаюсь обрести спокойствие. Так наполнить себя умиротворением, чтобы оно вытекло из моего рта и разлилось по саду, преодолевая пропасть между мной и Энной.

– Я же сказала, что не причиню тебе вреда, – говорю я.

– Да ну?

– Да, конечно!

– Ты уверена?

– Ну разумеется, я уверена! Мама, можно я…

– Тогда зачем ты принесла оружие?

Я изумлённо смотрю на шпагу в своей руке. Она велела мне её принести. Приказала.

Но почему я послушалась? Почему просто не оставила клинок в старой кожаной сумке-тубусе в своей комнате, не пришла сюда и не попросила прощения? Почему не пообещала больше никогда не злоупотреблять талантами аргоси? Пусть даже в глубине души я до сих пор верю, что имела право поступить так с теми магами…

– Ты принесла шпагу, потому что не можешь ничего с собой поделать, – говорит Энна.

Я всё ещё смотрю на оружие, как будто оно принадлежит кому-то другому, а я просто подобрала его на улице. Мне хочется отшвырнуть клинок, но рукоять так удобно лежит в моей ладони… и всё, что я могу сделать – стиснуть её покрепче.

– Они убили того старика, – говорю я.

– Да.

– Я не заставляла их нападать на меня! Просто выманила. Они прикончили бы и меня, если б смогли. Я имела право убить их.

– Да.

– Тогда зачем ты всё это делаешь? – спрашиваю я, пытаясь поймать её взгляд в лунном свете. Но вижу в темноте лишь две крошечные чёрные дыры на месте глаз, в которых всегда светилась любовь ко мне. С самого первого дня, как я вошла в её дом. – Я должна была остановить их! Должна была…

– И что бы случилось, если б ты этого не сделала? – спрашивает Энна.

– Им сошло бы это с рук! Они бы вернулись в свой город и хвастались своим друзьям, как храбро противостояли демонопоклоннику-медеку и избавили мир от ещё одного древнего врага своего народа.

– И что потом?

– В смысле?

– Применяй арта туко, Фериус. Что было бы дальше?

Мне хочется заорать на Энну. Сказать, что я понятия не имею. Или изобрести какую-нибудь теорию о том, что ещё больше молодых магов джен-теп взялись бы за дело и пошли наполнять мир страданиями и заклятиями огня.

Звучит правдоподобно, да?

Арта туко. Талант аргоси к стратегии. В основном он применяется для поисков выхода из, казалось бы, безнадёжных ситуаций. Однако это также средство выяснить, как будут развиваться события, если вообще в них не вмешиваться.