Ласковый ветер Босфора - Ольга Покровская

Катя взглянула на Эртана и вдруг, не справившись с собой, подняла руку и коснулась ладонью его густых каштановых волос, пропустила пальцы сквозь пряди.

– Я не знаю, – хрипло выговорила она, покачав головой. – Не знаю…

И тогда Эртан ткнулся лицом ей в колени и прошептал, едва слышно, касаясь губами, горячими даже сквозь ткань платья, кожи.

– И я не знаю… Не понимаю…

Кровь бросилась Кате в лицо, дыхание сбилось, от скользящих сквозь пальцы шелковистых прядей в пальцы словно били электрические разряды, пьянящей волной прокатывавшиеся по всему телу. Эртан замер на секунду, не поднимая головы, и Катя сама застыла, боясь разорвать это странное единение, разрушить окутавший их густой, будто пропитанный высоким напряжением морок. Что же это такое? Что происходит с ней? С ними? Неужели?..

И тут Эртан поднял голову, отстранился осторожно. И Катя порадовалась тому, что кругом царила темнота, нарушаемая лишь мягким отсветом фонаря. Слишком страшно, неловко сейчас было бы позволить ему увидеть ее лицо. Слишком жутко заглянуть в его глаза самой.

– Извини, – тихо прошептал Эртан и смущенно разгладил ладонью подол ее платья на коленях.

Помолчал немного, глядя куда-то себе под ноги, покусал губы, будто бы не решаясь что-то сказать, а затем, набравшись смелости, наконец вдруг вскинул голову и предложил:

– Кати, поедем ко мне, в мой загородный дом! Ну, вернее, не мой, это дом нашей семьи, я там вырос… Сейчас, конечно, уже многое перестроено, но мне очень хотелось бы тебе его показать. Завтра выходной, репетиции не будет. А там… там тихо, ты сможешь отдохнуть, искупаться в море… Поехали? – повторил он и, робея, искоса взглянул на Катю.

Она же, все еще ощущая это острое, покалывавшее в пальцах электрическое напряжение, все еще чувствуя смутную тесноту в груди и волнами накатывавший дикий восторг, уверенно тряхнула головой:

– Конечно! Едем!

– Осторожно, здесь ступенька. Держись, – Эртан подхватил Катю под руку.

Вокруг царила полная кромешная темнота. И у Кати закружилась голова – от черноты, от пропитывавших ее запахов – моря, прогретой солнцем земли, сосновой смолы, тепла, от близости этого удивительного мужчины, чья сильная рука сейчас поддерживала ее, направляла, помогая найти путь.

До загородного дома Эртана они добрались на такси. И как только автомобиль, доставивший их сюда, унесся обратно по горной дороге, Катю окутала полнейшая темнота. Эртан коротко объяснил ей, что отпустил горничную на выходные, а потому пробираться в дом и включать свет им придется самим. И вот сейчас они, притворив за собой калитку, вместе, держась друг за друга, шли через ночной сад, уворачиваясь от узловатых веток деревьев, ступая осторожно, чтобы не подвернуть ногу на какой-нибудь кочке.

Катя удивлялась самой себе. Осмотрительная и рациональная по натуре, раньше она никогда не срывалась в ночь с малознакомым человеком, в некое удаленное от людей место, никогда не подвергала себя такому риску и поражалась иным «романтичным натурам», которые, сами уехав черт-те куда со случайно встреченным мужчиной, жаловались потом на возникшие из-за собственной безалаберности проблемы. Однако же с Эртаном она отчего-то чувствовала себя так, будто они были знакомы всю жизнь, будто никого ближе и дороже этого человека у нее не было. Это было странно, учитывая, что ее и без того некрепкое доверие к людям сильно подорвала история с бросившим ее мужем. Откуда такая безоговорочная уверенность? Откуда ощущение, что с Эртаном ей ничто на свете не угрожает?

Они выбрались на открытую площадку, впереди слева уже можно было разглядеть светлые очертания дома, и вдруг Эртан замер на месте, придержал Катю за локоть и произнес негромко:

– Посмотри! – и запрокинул голову.

Катя последовала его примеру и задохнулась. Над головой, куда хватало глаз, серебрились звезды – крупные и мелкие, сплетавшиеся в замысловатые узоры – и парящие в вышине отдельно, будто отгородившись от других. Они мерцали в небе, отливали то синим, то зеленым, то оранжевым и, казалось, в любую секунду готовы были обрушиться на голову колючим серебряным ливнем, разлететься по ветру, будто карнавальное конфетти. Это было прекрасно. До сих пор Катя никогда еще не видела такого незамутненного, не засвеченного городскими огнями бескрайнего звездного неба.

И Эртан, будто услышав ее мысли, шепнул ей на ухо:

– Такого нигде больше нет. Только здесь… Знаешь, в детстве мне иногда удавалось убедить мать разрешить мне спать в саду. Мне выносили под деревья тахту, и я часами лежал, глядя в небо, как завороженный, пока не начинало казаться, что звезды складываются в вышине в фигуры, силуэты, что они движутся и разыгрывают какой-то спектакль – для меня, только для меня, потому что никто больше этого не видит. Может быть, именно поэтому я, в конце концов, и решил связать свою жизнь с театром? Так до конца и не оправился от этого пережитого в детстве волшебства?

– Это замечательно, что ты от него не оправился, – решившись вдруг, прошептала в ответ Катя. – Это… Эртан, это самое лучшее, что могло с тобой случиться, потому что… поверь мне, такого дарования, как у тебя, я не видела еще никогда. То, что ты творишь на сцене, – это чудо, сравнимое, может быть, только с этим вот звездным небом.

И тогда Эртан вдруг сжал в темноте ее пальцы и произнес:

– Это все благодаря тебе. Это ты заставляешь меня играть… так. Раньше… раньше такого не было…

Он шагнул чуть ближе, задел плечом о ее плечо, и Катя невольно зажмурилась, ожидая, что его сильные руки сейчас обовьются вокруг ее талии, его губы прижмутся к ее губам, горячо и волнующе, как тогда, на балу у Мустафы. Но… прошла секунда, другая – и ничего не произошло. Эртан помолчал немного – Кате слышно было его спокойное, размеренное дыхание – и сказал наконец:

– К пристани мы сейчас спуститься не сможем, поздно уже. Это все завтра. А сейчас пойдем в дом, я покажу тебе твою комнату.

Катя шла за ним ошеломленная, обескураженная, и в то же время злилась на саму себя за то, что поведение Эртана вызвало у нее такие эмоции. На что она рассчитывала, во что позволила себе поверить? Она ведь с первого взгляда все про него поняла. Ладно, пускай не с первого, пускай первым впечатлением оказался тот фантасмагоричный, овеянный атмосферой интриги и тайны бал у Мустафы. Но ведь после, увидев Эртана на репетиции, Катя сразу сделала выводы о его ориентации, ведь замечала же она, каким жадным взглядом смотрит на него Килинч, и вполне понимала природу его чувств. Так что же произошло? Когда она успела заразиться этим самообманом, когда вдруг поверила, что их с Эртаном может связывать что-то… любовное? интимное?

Эртан распахнул перед ней дверь небольшого белого дома, потянулся к выключателю, но Катя быстро перехватила его руку и хрипло сказала:

– Не нужно, не включай свет!

Страшно было представить себе, что Озтюрк сейчас увидит ее растерянное опрокинутое лицо. Он же, ни о чем не спрашивая, кивнул: