Византия и арабы в раннем Средневековье - Михаил Васильевич Кривов

Усвоение античного научного наследия привело к тому, что у арабов стали появляться свои философы. Уже в IX в. ал-Кичди, которого прозвали «философом арабов», создал эклектическую систему, в которой соединил мнения Платона и Аристотеля. Известен также его труд по оптике. В последующие века появилось множество комментаторов сочинений античных авторов и своих оригинальных арабских мыслителей (Абу-Ала ал-Маари, Ибн-Рушд и др.).

В то же время нужно иметь в виду, что под арабской культурой в широком смысле понимается культура не только самих арабов, но и тех народов, которые приняли ислам. Распространение мусульманства в различных странах имело свою специфику. В странах бывшего византийского региона (Сирии, Палестине, Египте, Северной Африке), куда переселились значительные массы арабов, принятие ислама приводило большей частью к полной арабизации новообращенных или их ближайших потомков. Что касается народов Среднего Востока (персов, таджиков и др.), то они, принимая ислам, сохраняли свои языки в качестве разговорных, арабским же пользовались как языком религии, дипломатии и культуры. Поэтому сочинения многих средневековых мыслителей Ирана и Средней Азии написаны по-арабски.

Принимая от греков и сирийцев античное наследство, арабы передавали его дальше другим народам Востока. Уже в X в. из Средней Азии вышел такой крупный мыслитель, как Абу-Наср ал-Фараби, которого считали «вторым учителем» после Аристотеля, последователем которого он являлся.

В Средней Азии жили и работали Ибн-Сина, или Авиценна (980-1037), как его называли в Западной Европе, и ал-Бируни (973 – 1048). Первый известен в основном как врач и философ-рационалист. Его медицинский труд «Канон врачебной науки» был переведен с арабского языка на латынь и издан на Западе в числе первопечатных книг в XV в. Как философ, он был подлинным гигантом мысли. Его называли «князем философов» и «третьим учителем» после Аристотеля и ал-Фараби. Ал-Бируни известен как математик, астроном, филолог, географ и историк. Он, так же как и Ибн-Сина, опирался в своем творчестве на античные научные традиции. Его перу принадлежит ряд арабских переводов из Птолемея.

Накопление знаний по различным отраслям наук способствовало тому, что с X в. на арабском языке стали появляться первые энциклопедии.

Античное наследие усваивалось на Востоке столь интенсивно, что со временем даже византийцы, презиравшие ранее арабов как «варваров», вынуждены были признать высокий уровень их образованности. Византийский философ XI в. Михаил Пселл с горечью отмечал, «что хотя наследовать словесные богатства должны потомки, сокровище мудрости воспринято теми, кому оно не принадлежит по праву – варварами, иноземцами, а Эллада между тем, вместе с ионийскими поселенцами, отстранилась от отцовского наследия, и оно перешло к ассирийцам, мидянам, египтянам.[13] Все настолько переменилось, что эллины ведут себя по-варварски, а варвары – по-эллински. Ныне, если случится эллину попасть в Сузы или Экбатаны, древнее владение Дария, то он услышит от вавилонян вещи, которых не слыхал на собственном языке, и станет там восхищаться любым человеком, впервые, пожалуй, узнавая, что мудрость была устроительницей всего.

А если среди нас окажется кичливый варвар и вступит в разговор с жителями Эллады и всего нашего материка, то почти всякий раз собеседники его будут не только полуослы, но даже полные ослы. Большинство ведь понятия не имеет ни о природе, ни о том, что выше ее, некоторые же мнят, что постигли всецелое, а сами и пути к нему не знают. Одни из них величаются философами, но чаще всего сами еще ходят в учениках, другие восседают с важными лицами, длиннобородые, бледные, угрюмые, нахмуренные, неопрятно одетые. Они из глубин Аида выкапывают Аристотеля и прикидываются, будто понимают то, что он утаил, окутав мглой неясности. Его запутанную краткость нужно разъяснять в пространном слове, они же краткими речениями только пустословят о множестве исследований. Варвар думает, что мы забавляемся, и наше невежество его делает надменным. Он расстается с нами, показав себя если не мудрецом, то и не неучем».

В приведенном высказывании Михаила Пселла не все соответствует истине. Конечно, ни «ослами», ни «полуослами» византийцы не были. Они всегда высоко ценили образование и культуру. Резкость тона и необъективность Пселла по отношению к своим соотечественникам в данном случае объясняется его полемическим задором. Однако заслуживает внимания его свидетельство о высоком образовательном уровне современных ему «варваров». На основании этого мы можем заключить, что культура арабов и других мусульманских народов в XI в. если и не была выше, то, по крайней мере, стояла вровень с культурой ромеев, что признавали и сами византийцы.

Успехи арабов в области философии и естественных наук неоднократно находили свое отражение в научной и научно-популярной литературе. В неизмеримо меньшей степени показано греко-византийское влияние на арабскую художественную литературу. Поэтому здесь стоит подробнее осветить эту любопытную тему.

Широко распространено мнение о том, что арабы усвоили лишь греческую философию и науку. Напротив, художественная литература греков осталась чужда их духу. Последнее утверждение верно лишь отчасти.

Действительно, нам неизвестно ни одного средневекового арабского перевода древнегреческих поэтов и драматургов – Гомера, Пиндара, Софокла и др. Слабый интерес арабов к греческой поэзии объясняется в значительной степени тем, что этот литературный жанр получил у них значительное развитие еще в доисламскую эпоху. Уже в V–VII вв. в Аравии прославились такие поэты, как Имрулькайс, аш-Шанфара, ан-Набига аз-Зубьяни, Антара-ибн-Шаддад и другие. Именно их творчество служило эталоном для всех последующих арабских поэтов, а потому творения зарубежных поэтов, опиравшихся на иные литературные традиции и писавших совершенно иными стихотворными размерами, в малой степени интересовали арабских читателей.

Однако это отнюдь не означает, что произведения греческой художественной литературы остались совсем неизвестными арабам. Представители арабской интеллигенции, знавшие греческий язык, имели возможность читать античных поэтов в подлиннике. Хорошо знал поэмы Гомера Хунайн-ибн-Исхак. Его современник Юсуф-ибн-Ибрахим свидетельствует, что когда он пришел к одному проживавшему в Багдаде греку, то застал у него Хунайна, который по-гречески декламировал стихи «Умируса (Гомера. – М. К.), главы ромейских поэтов».

Знал Гомера и ал-Бируни. В его сочинениях встречаются ссылки на его стихи и целые цитаты.

Вообще упоминания об эллинских поэтах (Гомере, Гесиоде, Еврипиде и др.) и цитаты из них довольно часто встречаются в арабских сочинениях и переводах с греческого. Цитаты в арабских переводах появлялись часто из греческих научных сочинений, в которых античные ученые цитировали стихи своих поэтов. Нельзя отвергнуть возможность и того, что арабы, владевшие сирийским языком, могли знакомиться с произведениями древнегреческой литературы по их сирийским переводам.

Более интенсивным было греческое влияние на арабскую народную литературу. Это в первую очередь относится к известному сборнику сказок, повестей и рассказов «Тысяча и одна ночь». Образцом для него послужил недошедший до нас иранский