Византия и арабы в раннем Средневековье - Михаил Васильевич Кривов

«Золотые луга и рудники драгоценных камней». В своей «Истории» Евтихий использовал как христианские, так и мусульманские источники.

В дальнейшем его родственники арабизировались полностью и окончательно. Из семьи Евтихия вышел другой знаменитый историк и врач Яхья Антиохийский (970-е – 1060-е гг.). Свое прозвище он получил потому, что в начале XI в. переселился из Египта в Антиохию, которая за несколько десятилетий до этого вновь перешла под власть Византии. Несмотря на то, что бо́льшую часть своей жизни Яхья прожил в этом византийском городе среди единоверного православного населения, его родным языком продолжал оставаться арабский, на котором он написал исторический труд, задуманный им как продолжение «Истории» Евтихия.

В то время, когда Яхья жил в Антиохии, в этом городе было немало арабоязычного населения, которое сохранило особенности своего быта и при византийцах. Именно в этой среде антиохийских арабов-христиан в XI в. перевели сочинения Иоанна Дамаскина с греческого на арабский язык.

Вместе с арабским языком арабизированные христиане воспринимали многие мусульманские обычаи. В их сочинениях можно встретить некоторые формулы, характерные для мусульман (например: «Во имя Аллаха, Милосердного, Милостивого»). Свои имена они арабизировали, добавляли к ним т. н. кунью – прозвище по имени сына, что также объясняется влиянием мусульманской среды (например, «Абу Якуб Ибрахим», т. е. «отец Якова Авраам»).

От арабов-христиан осталось немало сочинений по различным отраслям науки и культуры. Несмотря на то, что строгие ревнители мусульманского правоверия упорно не признавали культуру христиан частью общей арабской культуры, она с полным правом может считаться ее составным элементом.

До сих пор мы в основном говорили о культурном влиянии народов византийского региона на арабов. Однако последние также оказали определенное влияние на культуру Византии.

Вначале, когда арабы еще стояли на довольно низкой ступени развития, византийцы проявляли интерес лишь к основам мусульманского вероучения, чтобы вести с мусульманами полемику по религиозным вопросам. В дискуссиях участвовали не только представители духовенства, но и светские лица. Известно, что византийский император Лев III Исавр (717–741) в ответ на вопросы арабского халифа Омара II (717–720) о сущности христианского учения написал обширное догматическое послание. Подлинные письма халифа и императора до нас не дошли. Они сохранились лишь в армянском переводе (первое письмо – в сокращении, второе – полностью). Факт перевода посланий на армянский язык показывает, что они были предназначены не только для чтения во дворцах, но и для широкой общественности. Это были, говоря современным языком, открытые письма. Ведя борьбу с распространением ислама, греческие полемисты знакомились с содержанием Корана, с историей мусульманства. Некоторые современные ученые допускают возможность существования греческого средневекового перевода Корана. Однако пока не обнаружено рукописей этого перевода, вопрос о нем остается открытым.

В 20-е гг. VIII в. в Византии началось иконоборчество – движение против почитания икон. Ведя борьбу за полное подчинение церкви государственной власти, некоторые императоры выступали на стороне иконоборцев. Иконопочитание было приравнено ими к идолопоклонству. Сходство с мусульманским учением о недопустимости священных изображений здесь налицо. Конечно, сами византийские иконоборцы и мысли не допускали о таком сходстве. Они воспринимали как неслыханное оскорбление, когда иконопочитатели называли их «саракинофронами», т. е. мыслящими как сарацины (арабы). Однако вряд ли можно сомневаться в том, что ислам оказал определенное, пусть не непосредственное, а опосредованное различными факторами влияние на иконоборчество. Иконоборцы и иконопочитатели вели борьбу с переменным успехом в течение более ста лет, пока в 843 г. императрица Феодора не восстановила иконопочитание.

Победа иконопочитателей знаменовала конец проникновения восточных элементов в религиозную жизнь Византии. Однако в других сферах влияние арабского Востока на культуру ромеев стало после этого более интенсивным. Объясняется это тем, что в IX–X вв. творческое усвоение арабами культурных достижений других народов зашло так далеко, что они сами уже могли кое-чему научить своих учителей.

В византийское изобразительное искусство постепенно проникли элементы арабского декора. В некоторых орнаментах, украшающих архитектурные памятники XI в. в Греции, встречаются буквы куфического шрифта.[17]

Византийцы начинают перенимать достижения арабов в области математики и естественных наук. В греческих рукописях на научные темы (астрономических, математических и др.) используется опыт арабских ученых. Византийским ученым, например, были хорошо известны имена таких арабских астрономов IX–X вв., как ал-Баттани из Багдада и аз-Заркали из Толедо (Испания). Со временем в греческих научных трактатах ссылок на труды арабских и других мусульманских ученых становилось все больше и больше.

Куфический Коран. VIII в.

Усваивали греки и достижения арабской медицины. Во второй половине XI в. византийский врач Симеон Сиф написал трактат, в котором кроме античной традиции и личного опыта использовал также и арабскую медицинскую литературу. В этом ему помогло знание арабского языка. Среди лекарств он упоминает амбру, камфару и мускус, которые имели широкое применение в арабской медицине.

Симеон Сиф перевел также сборник басен «Калила и Димна». Эта книга в своей основе относится к индийской литературе. Затем ее перевели на арабский язык, с которого и сделал свой перевод Симеон. На греческом языке сборник получил название «Стефанит и Ихнилат» (буквально: «Увенчанный и следопыт»), под которым стал известен и на Руси.[18]

Примерно в то же время некий Михаил Андреопул перевел с сирийского «Книгу о Синдибаде» (не путать с Синдбадом-мореходом!). Это произведение проделало еще более сложный путь в Византию, нежели «Калила и Димна». В его основе лежит индийская повесть о семи мудрецах, породившая многочисленные переводы или, точнее, обработки. Вначале повесть перевели на среднеперсидский язык, затем – на арабский, а с него – на сирийский. Одна из редакций «Книги о Синдибаде» на арабском языке вошла в состав сборника «Тысяча и одна ночь», где получила название «Повесть о семи везирях». Сирийская редакция послужила основой для греческого перевода, выполненного Михаилом Андреопулом. В Византии повесть называлась «Книгой Синтипы».

Несмотря на известные редакционные различия, фактологическая основа этого произведения во всех переводах осталась неизменной. Его содержание сводится к следующему: философ по имени Синдибад (Синтипа) обучает разным наукам царского сына, после чего возвращает юношу отцу. Однако неблагоприятное расположение звезд заставляет царевича молчать в течение семи дней, чтобы не навлечь на себя беду. Жена царя (по другому варианту – невольница или наложница) пытается его соблазнить, но терпит неудачу. Тогда она старается очернить пасынка в глазах царя. Отец хочет казнить сына. Но семь мудрых советников (в арабском варианте – везирей) решают спасти юношу. Они по очереди приходят к царю и рассказывают ему истории о женском коварстве и вероломстве. После рассказа каждого советника царь отменяет приказ о казни. Но жена также приводит в свою защиту соответствующий рассказ, и