Наследство - Ева Ми

будет поймать его в осиновую клетку и бросить ее в огонь одного из костров. Одновременно с тем, как начнет гореть и умирать Никитин паразит, остальные тоже начнут агонизировать и дохнуть вместе со своими носителями.

– Когда ты начнешь отключаться, паразит подумает, что ты умираешь, и ему придется вылезти наружу. Там я буду поджидать его с открытой клеткой.

– Я не буду тебе врать, – сказала Александра тише, видя тревогу на лице парня, – без боли здесь не обойдется, но в курительные чаши я добавила побольше зверобоя, чтобы облегчить му́ки, и мяты, чтобы забытье было глубже. Я не могу обещать, что ты ничего не почувствуешь, пока не отключишься, но это единственное, что я могу сделать.

Никита был готов к боли, она его не пугала. Больше всего он боялся за Александру, что к ней после ритуала явятся жены и матери, когда поймут, что мужчины-носители не просто так разом взяли и умерли. Но Александра пообещала, что отсидится в тайге подольше, а потом тайно уедет из Горома с машиной, которая возит продукты. Про свой второй план она, конечно же, ничего ему не сказала.

Они сидели у огня молча, касались друг друга плечами. Оставались считанные минуты до того, как появится луна. И когда начнется ритуал, они уже не смогут сказать ничего друг другу. В эти последние минут нужно было говорит о самом важном, но оба молчали. Никита просто сидел и повторял про себя: «Я люблю тебя. Я люблю тебя». Александра тоже сидела молча. О чем она думала, Никита не мог представить. Но, как только над макушками деревьев появилось едва заметный серебристый отсвет, она резко повернулась к Никите и сказала, глядя ему в самую душу:

– Я люблю тебя. Ничего не бойся.

Он раскрыл было рот, чтобы ответить ей, но она уже поднялась на ноги и пошла надевать шаманское облачение.

Глава 26. Жертва

От брошенных в костер трав, поднялся сноп ярких искр. Казалось, что он взметнулся почти до небес. Тишину ночной тайги в клочки разорвал низкий гортанный голос, произносящий странные, не похожие на слова звуки. Никита даже не сразу понял, что он принадлежит Александре. Голос больше походил на звериный рык. От него вибрировал воздух.

Никита стоял спиной к шаманке и наблюдал, как на плотной стене деревьев, окружавших капище, пляшет ее тень. Со всех сторон его окружал терпкий дым от курительных чаш. Нереальность происходящего постепенно погружали его в состояние транса. Оно было похоже на опьянение. Зрение не фокусировалось, тело покачивало из стороны в сторону, в голове шумело. Он потерял счет времени.

Звуки стихли, превратились в едва различимый шепот. Тень перестала плясать. «Начала жертвоприношение», – подумал Никита.

Александра переходила от одного камня к другому, оставляя на них красные отпечатки ладоней. Боковым зрением она следила за кострами. Ни один не собирался гаснуть. Обойдя все камни, она сделал надрез на другой ладони, глубже, чем был на первой. После второго круга костры продолжали гореть.

Никита не умел молиться, всего несколько раз в жизни в самые, как ему казалось, тяжелые моменты он пытался просить что-то у того, кого считал Богом. Сейчас он вновь мысленно обращался к нему. Потом осекся. Ему казалось, что духи, в которых он, кстати, тоже не верил до сегодняшнего дня, могут оскорбиться на это и не появиться вовсе. А больше всего на свете Никите сейчас хотелось, чтобы Александре не пришлось делать другие разрезы.

Видя, что пламя костров не слабеет и не собирается гаснуть, женщина засучила левый рукав, сделал глубокий вдох и полоснула себя по предплечью. Надрез получился глубже, чем она планировала, но тем лучше. Может быть, именно сейчас духи решат прийти к ней на помощь? Никита не видел и не слышал, как лезвие ножа вонзилось в плоть, но он ощутил жжение на своем левом предплечье.

Третий круг уже подходил к концу. Оставив отпечаток на последнем камне, шаманка обвела взглядом костры. Ничего. Они горели по-прежнему весело и трескуче. Она засучила правый рукав, занесла нож для удара. Никита зажмурился. Он слышал, что визуализация помогает достижению целей. «Какая к черту визуализация! – ругался он на себя, – ты же не на тренинге по личностному росту!». Но сейчас он готов был цепляться за что угодно. Он представил себе занесенный для удара нож, отблеск костра на лезвие, резкий выдох Александры, и в этот миг гаснущий от сильного порыва ветра костер.

В гладкой стальной поверхности лезвия отразилось пламя. Нож в дрожащей от боли левой руке рассек нежную кожу и глубоко вошел в мышцы правого предплечья. Рука слушалась плохо, рана на ней горела болью, поэтому Александра не смогла вытащить нож из разреза сразу. По рукояти на снег капали крупные бордовые капли. Она опустила голову и закрыла глаза собираясь с силами, а когда открыла их, на поляне горело на один костер меньше.

Сквозь зажмуренные веки Никите показалось, что исчез источник свет справа от него. Он распахнул глаза, поверну голову направо и увидел столб сизого дыма, поднимающийся над углями одного из костров. Он обернулся к Александре и чуть было не сорвался с места, увидев, как она, пошатываясь, идет в расстеленной на земле медвежьей шкуре за чашкой с травяным настоем. За ней волочилась пунктирная линия капель крови.

В это мгновение он ненавидел себя за то, что подвергает свою любимую такой муке. Из-за него она исполосовала себе руки, потеряла столько крови, а он стоит как истукан и не может даже поддержать ее под руку. Но еще до начала ритуала Александра строго наказала ему стоять на месте. Если Никита сойдет с него, он может спугнуть духов, которых с таким трудом удалось затащить на капище.

Выпив из дымящейся кружки настой, женщина нетвердой походкой подошла к Никите. Поймав его блуждающий взгляд, она стала выговаривать непонятные слова. Все громче и громче становился ее голос, снова стал походить на звериное рычание. Лица Александры Никита не видел, оно было закрыто кожаными полосками, только иногда между ними он ловил отблеск костров в ее глазах. Она двигалась перед ним в каком-то хаотичном танце, выговаривала гипнотизирующие слова, травяной дым наполнял его легкие, он чувствовал жжение изнутри. Постепенно оно переросло в боль, собравшуюся в комок где-то под диафрагмой. «Паразиту не нравится», – понял он.

Комок боли рывком переместился из-под диафрагмы в левый бок, потом в правый, потом к яремной впадине. Паразит метался в теле своего носителя, пытаясь избавиться он невыносимого запаха и звуков. Снова метнувшись в правый бок, он сломал Никите ребро. Парень чуть не закричал от резкой боли в боку. Снова рывок – такая же боль от