Доказательство чести - Кирилл Казанцев

— Вы от Кускова? — выдавил наконец Зелинский очередную версию. Его стимулировал вид работников, закопавшихся уже по плечи. — Или от Локомотива?

— Барс, час назад я тебе задал вопрос, на который сразу, без всяких раздумий ответило бы даже животное, которое сейчас бегает на улице. Он звучал так: где ты потерял зубы? А тебе угодно было сменить тему. Мол, от кого мы да кто такие? Какого отношения ты ждешь к себе после этого?

Зелинский ужаснулся. Его решили убить только за то, что он неправильно поддержал разговор. Такие серьезные люди на его жизненном пути еще не попадались. Яша с Кусковым — лохи по сравнению с этими двумя отморозками. С другой стороны, с ним наконец-то заговорили, и это намекало на перспективы.

— Да, господи!.. Конечно, я скажу, блин, где зубы потерял, если от этого жизнь моя зависит. Только давайте уедем отсюда, а?

Копаев опустил стекло и осведомился:

— Долго еще, пацаны?

— Два штыка! — сообщил пролетарий, сидящий на краю могилы. — Вот торопится-то как! Нет, точно, теща!..

Зелинский, сидящий в салоне «Волги», этого не слышал.

Антон своевременно поднял стекло, повернулся к сержанту и заявил:

— Еще минут двадцать.

— Значит, так. Первый зуб я потерял на берегу Исети. Второй мне в гараже выбил Штука. Теперь что, я могу идти? — Страх окончательно вытеснил чувство реальности, и Санек стал дерзить.

— А кто тебе выбил первый зуб, барс?

— Рожин, блин!

— А почему тебе Рожин зуб выбил?

Макушки пролетариев скрылись за холмом выброшенной земли. Какая теперь разница, кто эти двое с собакой и от кого они пришли?

— Я топил его! Топил!

— А зачем тебе вдруг понадобилось топить Рожина?

— Мне Локомотив за это денег дал! А Кусков зуб выбил за то, что я по ошибке в багажник его «мерина» автомат подкинул!

— А почему ты на дежурство с двумя автоматами выезжаешь? Новая волна?

Конечно, эти типы, окрестившие его барсом, и сами прекрасно все знали. Сейчас им нужно было получить признание в убийствах. Ясен пень, это не менты, потому Саньку светит не зона, а эта могила. Пока он молчит, она сияет все ярче и ярче. Его в нее не погрузят, если он пустится в откровения! Это единственная надежда.

— Из этого автомата я Эфиопа расстрелял! Яшка велел ствол сбросить, а я хотел как лучше! Сунул в какой-то «мерс», а он Виталькиным оказался. Вот и вынес он мне клык золотой! А первый выбил Рожин. Мне его убрать тоже Локомотив велел!

— За что? — надавил Копаев.

— Не знаю, честное слово!.. Зачем мне это утаивать, если я признался в том, что убил? У Локомотива два придурка есть, Сорока и Подлиза! Вот они точно все знают!

Рольф не мог спокойно слушать эти крики, подбежал к машине и взорвался низким лаем.

— Собака тебя ненавидит, — заметил Копаев. — Не понимаю почему. — Он открыл дверцу, махнул рукой. — Поехали в город, Вадим… Я за руль сяду, а ты вызывай на место Меркулова. Кажется, ему сегодня придется много работать.

До города они не доехали. На четвертом километре Северного шоссе их настиг, а потом и обогнал синий «Форд».

Красные огни зажглись перед глазами прокурора так внезапно, что он машинально вжал педали сцепления и тормоза в полик. «Волга», подрезанная «Фордом», потеряла управление, пошла вправо.

Стараясь избежать столкновения, Пащенко вывернул руль в обратную сторону, и «Волга» оказалась на полосе встречного движения. Трасса была пуста, но прокурор и не боялся лобового удара. Он понял, что скорость «Волги» упала вдвое, а для нового разгона требуется время.

Надежда на случайность была, но исчезла сразу же, когда «Форд» снова появился перед машиной прокурора, скорость которой тут же уменьшилась еще на десяток километров в час.

— Что происходит? — процедил Пащенко, стараясь руками найти точку опоры.

Сделать это было сложно, потому что машина постоянно меняла направление движения. Пассажиры болтались в ней из стороны в сторону, как при крутом шторме. Рольф сначала гавкнул, потом, когда колебания машины достигли максимума, взвыл.

Наконец произошло то, ради чего водитель «Форда» рисковал. Из открытого заднего окна иномарки появился ствол автомата. Сквозь шум ветра, рвавшегося в салон, прогрохотала очередь.

Инстинкт самосохранения в эту минуту не сработал только у собаки. Все остальные окончательно поняли, что происходит, и пригнули головы к коленям.

Несколько пуль прошили машину вдоль, но оставили в переднем и заднем стеклах «Волги» лишь маленькие отверстия, окруженные паутиной. Основная же очередь пришлась наискосок. Боковые каленые стекла, не выдерживающие динамических ударов, осыпались как труха.

«Волга» окончательно освободилась от водительской прихоти и устремилась туда, куда ей вздумалось. Она вылетела с проезжей части, оторвалась от асфальта, и шум покрышек на мгновение стих. Но уже в следующую секунду в салоне раздался грохот, и все пассажиры на секунду потеряли точку опоры.

Таранящего удара не избежал никто. Копаев вписался головой в лобовое стекло и выдавил его со своей стороны наружу. Пащенко вмялся грудью в руль и почувствовал едва слышимый хруст. Руль или ребро?.. Обратно на сиденья они откинулись одновременно.

А Зелинский… Придерживая ладонью рану на левом плече, он словно заяц петлял в сторону леса.

Копаев поднял тяжелые веки, стер с лица кровь и устремил взгляд на «Форд», остановившийся на обочине. Из иномарки, ничуть не торопясь, выбрался человек в черном свитере и сильно потертых джинсах. Он поднял ствол новенького АКС, одним движением перевел предохранитель с автоматического огня на одиночный и уложил оружие цевьем на створку открытой дверцы.

— Вадим… — прошептал Антон.

Понимая, что время есть, пока не упал Зелинский, он дотянулся до ручки дверцы рядом с Пащенко.

Раздался сухой треск выстрела.

Антон нажал ручку и толкнул дверцу. «Волга» стояла под наклоном, поэтому больших усилий не требовалось. Едва сработал замок, створка сама отшатнулась в сторону.

Копаев уперся рукой в плечо друга и краем глаза посмотрел на Зелинского. Тот добежал до леса. До первого дерева, стоящего на его опушке. Сейчас сержант висел на нем, старался руками удержать тело, которое уже не слушалось его.

Собрав все силы, Антон вытолкнул Пащенко из машины. Тот был без сознания и сейчас, словно бесформенный куль, катился под откос. Подальше от машины.

Дверца была открыта, поэтому второй выстрел прозвучал не как треск, а как резкий хлопок. На ствол березы, которую обнимал Зелинский, хлопком вырвалось красное облако. Кровь была похожа на пыль всего мгновение. Потом она стала стекать по стволу вслед за Зелинским и снова превратилась в жидкость.