Доказательство чести - Кирилл Казанцев

Собственно, никто из коллег Земцова, начальника отдела по борьбе с бандитизмом, и не предполагал, что Яша сам возьмет в руки автомат и выйдет в ночь. Удивляться не стоило и тому, что на острове находились все его люди. Разрядить магазин автомата в Эфиопа мог кто угодно. Например, приглашенный киллер-гастролер. Но чтобы привлечь Локомотива к такому безобразию, как заказное убийство, в данном случае нужно было как минимум найти того гастролера. Да еще убедить его признаться даже не в том, что он действовал от имени Яши, а в том, что просто стрелял.

Рассчитал Яша правильно. Кто нам мешает, тот и поможет. За три месяца обработки пары сержантов из вневедомственной охраны Локомотив в очередной раз убедился, что неподкупных людей на свете нет. Некоторые изменяют делу из-за денег, вторые — из желания испытать чувство опасности. Третьи просто мстят своим за прошлые обиды.

Зелинский и Гонов относились к первой категории. Яша готов был потратить на устранение Эфиопа сто тысяч долларов и боялся, что менты запросят в два раза больше. Однако все оказалось гораздо проще, чем он предполагал. Зелинский неожиданно назвал сумму, при оглашении которой Яша надул щеки и изумленно выдохнул.

— Что, это много? — поинтересовался сержант. — Если так, то поищи других дураков.

Локомотив покачал головой.

— Да, сумма внушительная. Но раз вы гарантируете, то пусть будет так. Двадцать так двадцать.

Далее шли инструкции. Этой расстрельной команде нужно было всего лишь прикончить Эфиопа и сбросить автомат вместе с телом, как это принято — по мнению Яши, иной версии, помимо заказухи, менты и не выстроят! — либо неподалеку. Заниматься импровизациями Зелинского и Гонова никто не просил. Однако те в своем рвении заработать пятую часть того, что могли бы получить на самом деле, превзошли все ожидания.

О том, что эти два придурка подкинули автомат какому-то деловому в багажник «мерса», а потом еще его же и задержали, Яша узнал не от них, а из утренних новостей. Он сидел с женой дома, на огромной кухне перед телевизором и завтракал.

Сначала рассказали о том, что на железнодорожных путях у вокзала было обнаружено тело некоего гражданина.

«Все правильно, — довольно подумал Яша. — Только место для этого дела они выбрали весьма странное».

Когда же во весь экран диагональю семьдесят два сантиметра высветилась физиономия Кускова, с ломтя хлеба, находящегося в ладони у Яши, на скатерть липким дождем посыпалась золотистая икра. Кусков был уже трезв, но уничтожить впечатление о том, что он всю ночь пил и занимался противоправными поступками, было невозможно.

— А чего это Виталька в новостях делает? — изумилась жена.

— Назовите себя, — попросил репортер Кускова, и лицо товарища Локомотива озарил яркий свет софита.

— Пошел ты!.. — Штука, руки которого были скованы за спиной браслетами, попытался достать журналиста ногой.

— Виталька не меняется, — заметила жена.

— За что вас задержали? — не унимался служитель прессы, хотя и без этого вопроса было видно, что Кускова взяли не по ошибке.

— Я тебе… все разобью вместе с твоей… камерой!..

— Ну, что ж, — заключил репортер. — Каждый гражданин России имеет право не свидетельствовать против себя.

Ломоть хлеба окончательно вывалился из рук Яши, когда он услышал о том, что Штуку нашли в собственной автомашине внутри универмага. В багажнике его «мерина» еще дымился ствол автомата Калашникова.

Потом екатеринбургский авторитет лицезрел на широком экране две вполне серьезных и знакомых физиономии. Сержанты рассказывали такие жуткие истории, что на голове Локомотива зашевелились волосы.

Хуже всего было то, что с момента освобождения Виталька ни разу ему не позвонил. Кусков отлично знал, кому нужна смерть Эфиопа. По всей видимости, он не строил многообразные версии относительно своего задержания. Яша каждый день отправлял на тюрьму посылки, через конвой передавал малявы, в которых уверял старого друга в том, что он не имеет к подобной подставе ни малейшего отношения. Однако ответов Локомотив не получал.

И вот Штука уже неделю на свободе, но ни разу не дал о себе знать. До этого не проходило ни единого дня, чтобы они не виделись. Локомотив не раз отправлял людей на поиски Витальки, но те возвращались ни с чем. Ответ был один: ни по одному из известных адресов Штуки нет и не предвидится.

Это была самая широкая темная полоса, но на этом неприятности не заканчивались. Яша Локомотив узнал, что дело об убийстве Эфиопа передано следователю Пермякову, славящемуся своей неподкупностью и откровенной твердолобостью, и занервничал. Шок от задержания Кускова еще не прошел, и на его фоне Яша опять совершил ошибку. Он счел случайное задержание Штуки даром божьим и решил разыграть эту карту.

Виталька в тюрьме затаил обиду. Еще неизвестно, что он сотворит, если окажется на свободе. Штука уже все равно не простит. Так какая теперь разница, привяжут его к убийству Эфиопа или нет? Не будет ли лучше, если каждый останется там, где находится сегодня?

Имея представление о следователе Пермякове и не зная обстоятельств дела, он вызвал к себе очередного должника, некоего Славу Рожина. В порядке компенсации долга Локомотив предложил ему сыграть небольшую роль в деле отстранения от исполнения служебных обязанностей следователя Пермякова. Тот не найдет доказательств вины Кускова, и, скорее всего, его освободит. А это надо?

Пусть лучше будет толковая подстава. Пермякова отметут свои же, посчитав нечистоплотным. На его дело поставят того, у кого перед глазами будет торчать вечно живой Пермяков и те последствия, которые могут наступить в том случае, если ему захочется освободить Кускова так же, как и бывшему следователю. А что нужно сделать со Штукой, если его освобождение начальству не понравилось? Правильно, снова затолкнуть за решетку.

Яша знал систему и был уверен в том, что не ошибается.

С этой работой Рожин справился безукоризненно. Ему поверили как менты, так и сам Пермяков. Очередное доказательство того, что неподкупных людей на свете нет. Все дело в цене. Пермяков не взял деньги, зато, будучи стесненным в жилищном вопросе, легко повелся на дом в Сочи. Вот тебе и твердолобый!..

Кускова освобождают из следственного изолятора, посчитав незаконным его дальнейшее содержание под стражей, и тут происходит неожиданное. Рожин, совершенно жалкий до этого момента, вдруг расправляет крылья и с полной отмороженностью в голосе заявляет о том, что его долг по сравнению с масштабами выполненной задачи — ерунда. Тридцать тысяч долларов. Вот сколько Яша обязан выплатить ему за помощь в деле устранения Пермякова. Если Локомотив не готов к этому, то Рожин может еще раз сходить в УБОП. Каждый день раздумий увеличивает означенную сумму ровно на тысячу баксов.

Тем, кто не понял, можно дать дополнительное объяснение этой ситуации. Криминального авторитета Яшу Локомотива попытался поставить на счетчик рыночный кидала Рожин с пошлым прошлым и мутным настоящим. Обозначить каким-либо определением его будущее не представляется возможным, потому как у таких людей его просто не может быть.