«Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

По сообщениям родословных книг, новгородскими помещиками были князья Б. и В.И. Прозвитер Мещерские. Судя по землевладению их потомков, им в конце XV в. должно было принадлежать порядка 442 обеж. По этому показателю они принадлежали к числу крупнейших местных землевладельцев, хотя и не могли похвастаться служебными успехами. Передача новгородских земель могла быть компенсацией за владения в Мещере, перешедшие под контроль московского правительства.

На поместьях в Водской пятине оказалась вся семья переславских вотчинников Сарыевских. Смежные владения сыновей и племянников Аврама Сарыевского были близки по размерам: братьям Аврамовым принадлежало 80 обеж, а младшим Сарыевским – 78 обеж, что свидетельствует об их одновременном испомещении. В середине XVI в. переславское сельцо Сарыевское было поместным и, видимо, пошло в раздачу уже в первое десятилетие века[223].

Помимо собственно служилых людей земли жаловались также московским купцам. Некоторые из них несли свою «службу», принимая участие в управлении торговлей и в городской самоорганизации (в том числе в сборе налогов), а также в дипломатической деятельности. Появление московских купцов в Новгороде относится уже к концу 1480-х гг., когда «гости» фигурировали в числе переселенцев из «Московской отчины». В договоре с Ливонским орденом 1493 г. среди купеческих старост упоминается Фома Данилов (Ф.Д. Саларев). Вероятно также раннее появление в Новгороде Н. Тараканова. В Сытинском погосте Деревской пятины описание его владений сопровождалось характеристикой: «Что ему дал князь великий Миките против его земель Московских». Здесь же числился «двор Микитин пуст». Н. Тараканов умер иноком Иосифо-Волоколамского монастыря, вернувшись к середине 1490-х гг. в Москву[224].

Большое распространение имели поместья «должностного» характера. Значительное количество местных помещиков из аристократических фамилий было задействовано в выполнении тех или иных должностных поручений. Трудно определить причинно-следственную связь: передача им поместий приводила к необходимости «отрабатывать» сделанные пожалования или, наоборот, была вызвана потребностью в исполнителях (воеводах и администраторах) высокого ранга. Не исключено, что обе эти причины имели место. Среди ранее названных князей Ростовских И. Брюхо Пужбольский в 1496 г. упоминался среди воевод в летописном тексте о взятии Ивангорода «к граду в помощь не поидоша». В 1501 г. он был наместником Корелы[225].

Крупными помещиками были новгородские наместники князья Д.А. Пенко (более 200 обеж) и С.Р. Ярославские (не менее 125 обеж), Ю. и Я.З. Кошкины (более 200 и 100 обеж соответственно), А.Ф. Челяднин (не менее 160 обеж), И.А. Лобан Колычев (83 обжи), новгородский дворецкий И.М. Волынский (не менее 105 обеж), к которым следует добавить представителей центральной администрации – казначея Д.В. Ховрина (более 100 обеж), дворецкого М.Я. Русалку (121,5 обжи). Невозможно определить, рассматривались ли изначально эти владения как должностные, но все они были потеряны их обладателями не позднее первого десятилетия XVI в.

Воеводами, а также наместниками в городах Новгородской земли периодически выступали и другие представители знати, известные как местные помещики (князья В.И. Патрикеев, Д.В. Щеня, И.Ф. Ляпун Ушатый, И.Ф. Гундор Палецкий, А.В. Оболенский), потомки которых в дальнейшем не были связаны с местной корпорацией. Для них новгородская служба имела эпизодический характер. В отличие от более поздних воевод «новгородской рати» они не специализировались на этом направлении, получая другие назначения и находясь в среде великокняжеского окружения[226].

В некоторых случаях пребывание выходцев из аристократических фамилий в Новгородской земле и приобретение здесь поместий не оставалось бесследным. Их сыновья часто связывали с ней свою судьбу. В конце XV в. князь И.Д. Тулупов Палецкий был отмечен в переписке Ивана III с наместником Я.З. Кошкиным: «Вы бы… на Луки Тулупа с людми посылали не мотчая». Ему принадлежало крупное поместье в Шелонской пятине (порядка 120 обеж). В 1501 г. он был одним из воевод в походе на «литовскую землю», а затем участвовал в сражении с ливонцами. Его сын Василий в 1495 г. находился в свите Ивана III, а в 1500 г. присутствовал на свадьбе князя В.Д. Холмского. На новгородское поместье он перебрался, очевидно, позднее, унаследовав его от отца[227].

Обосновались в Новгородской земле Колычевы. Сын И.А. Лобана Степан Стенстур стал помещиком Деревской пятины, хотя размеры его поместья серьезно уступали отцовским и по своим размерам были типичными для дворовых невысокого ранга[228]. В 1492–1493 гг. холмский наместник А.А. Колычев участвовал в пограничной войне с Литвой. В 1501 г. он был оставлен в Новгороде во время «немецкого» похода. Новгородскими помещиками стали его сыновья Михаил и Иван Черный, которые позднее неоднократно фигурировали в разрядах в качестве местных воевод[229].

Поместья передавались и менее знатным лицам, задействованным в новгородской службе. В 1486/87 г. Т.П. Замыцкий описывал земли Вяжищского монастыря. Сам он, похоже, не задержался в Новгороде надолго. В 1495 г. он ездил с посольством к волошскому воеводе. Различные придворные поручения, в том числе доверительного характера, выполняли и его старшие сыновья Константин и Василий Шумиха. Младшие сыновья Т.П. Замыцкого обосновались в Деревской и Шелонской пятинах. В последнем случае обращает внимание равенство размеров их поместий. Вместе А. и М.Т. Замыцким принадлежало 53 обжи. Рядом с ними располагалось поместье их дяди С.П. Замыцкого, составлявшее те же 53 обжи. Новгородские поместья, видимо, были пожалованы братьям Замыцким одновременно, где-то во второй половине 1480-х гг.[230]