Без права на возврат - Елена Мейсак

Общаться с ней совсем не хотелось, но родители настаивали, и она, сцепив зубы, общалась, в глубине души расценивая это как отбывание тюремного срока.

Сегодня Марина с таким упоением плавала в отдающем сероводородом болоте эгоцентризма, что ей пришлось остаться у нее на ночь, принося с кухни бесконечные чашки с чаем, вытряхивая из пепельницы останки сигарет и выслушивая в сотый раз про то, как жизнь тяжела и несправедлива.

Наутро, с черными кругами под глазами и вконец размазанным настроением, она вернулась домой и, не снимая даже куртки, завалилась на диван, мгновенно заснув.

Проснулась она от чьего-то дыхания, щекотавшего ей щеку. Разлепив веки, она увидела перед собой Генку. Он что, может проходить сквозь стены? Ах да, она же сама сделала ему ключи.

– Так хотелось поцеловать тебя, но боялся разбудить. Кстати, что за вид? Перегаром от тебя не пахнет, а значит, ночь ты провела не в баре. Все хорошо?

Помявшись немного, она рассказала ему про сестру и то, как жалко ей было родителей, оплативших ее глупость по цене сибирских алмазов.

– И самое главное, Ген, знаешь что? Родители, потерявшие свой дом и землю, ни разу даже не пикнули и не упрекнули судьбу-злодейку! А та, из-за которой все это и случилось, лежит себе на диване, льет на пол вонючие сопли и обвиняет весь мир. Мои родители – очень хорошие и добрые люди. Разве они это заслужили? Почему Бог допустил это? Почему все должно было произойти ТАК? Где справедливость?!

– Потому, что миром правят силы зла.

– Прошу прощения?

– Силы зла изначально гораздо мощнее сил добра. А значит справедливость находится в том месте, которое зовут Нигде.

– Звучит убедительно, но как-то чересчур таинственно.

– Давай попробуем по-другому. На свете живет очень много хороших, добрых людей, которые с уважением относятся к земле, трудолюбивы, умеют и любят работать и приумножать добро. Но почему-то именно у них дома и продаются за долги, а огороды сносят ради освоения неизвестно чего и неизвестно зачем. А другие люди тоже хорошие, и тоже добрые, и тоже умеют и любят работать. У них есть по гектару земли, но нет здоровья, чтобы это все вспахать, засадить и облагородить. Потому у них растет только трава. Но вторые даже и не подумают предложить первым даже метра земли, ни в аренду, ни на продажу. Пусть эту землю им даже передать некому. И знаешь, что движет ими? Ими движет жадность. Пусть все сгниет, но зато мое! Жадность – самая бесовская энергия на свете. А потому, самая сильная. И это значит, она превзойдет силы добра, как ни крути. Жадность ломает баланс на земле. И сестру твою сгубила именно она.

– Я всегда считала, что ее сгубила глупость.

– Нет, ее сгубила жадность. Когда на нее конкуренты навели…

– Кого на нее навели конкуренты?

– Потом расскажу. Но вот когда ты говоришь, что она отказывалась уехать с некогда хлебного места, разве это не жадность? Ей было жалко отдавать место более успешным на тот момент конкурентам, было жаль потраченного времени, усилий, не потому ли она полетела в пропасть? В этом и есть зло. Оно в жадности. В неумении ослабить бульдожью хватку и расцепить зубы, хоть и сжимают они лишь смердящую падаль.

– Но почему ты решил, что можешь в этом уравнении с кучей неизвестных определить, где добро, а где зло? Ты говоришь, сестру сгубила жадность. Почему не неверие?

– Неверие не всегда зло. Иногда оно может уберечь тебя от целой кучи проблем. И твою сестру сгубило не только это. Но расскажи, что в твоем понимании есть неверие?

– Почему сестра не пробовала подумать, что то, что с ней происходит – ей во благо? Почему она сделала такой странный выбор, угробив переживаниями свое здоровье? Почему ко всем злоключениям родителей она добавила еще одно? Почему, черт побери?! Ведь хуже, чем молча наблюдать то, как у тебя силы зла отнимают землю, может быть лишь то, когда они отнимают у тебя здоровье. Ты сидишь и смотришь, как все гниет, ветшает, зарастает бурьяном. Но сделать при этом ничего не можешь! И если ты считаешь жадность злом, то почему неверие ты таковым не считаешь?

– Поясни.

– Ты тут так красиво декламируешь свои постулаты о силах добра и зла. Но способен ли ты увидеть эти силы? Увидеть своими глазами? Нет. А раз не способен, значит ты вынужден признать, что силы эти нематериальны, и тебе остается лишь в них поверить. Так почему же, когда речь заходит о том, что Бог кому дал, а что не дал, твоя психика вновь превращает тебя в мешок с костями? Почему ты не веришь в то, что ты есть нечто большее, чем это?

– По-моему, тебя сносит куда-то в Тихий океан течением твоих мыслей. Почему ты решила, что я так уж ни во что не верю?

– Потому, что мы не всегда знаем, почему Бог делает в этой жизни так, а не иначе. Мы видим себя мешком с мясом, который не видит ничего дальше собственного носа. Мы думаем, что сфера нашего влияния на мир ограничивается нашим телом, а событийный ряд нашей жизни заканчивается сегодня. То есть, если сегодня у нас произошла такая оказия, как банкротство, это значит, что в этой жизни нам уже ничего хорошего не светит и светить не будет, и поэтому лучший способ решить проблемы – это начать жрать себя изнутри, надев маску палача и приговорив самого себя. Но кто знает, для чего все произошло. Может быть, Бог хотел сохранить нам жизнь и убрал от нас то, что убило бы нас в конце концов. Часто не сразу можно понять, что хотят сказать нам силы добра, но мы уже склонны продать их за бесценок. Поэтому не жадность самая бесовская энергия на свете, мой друг, а неверие. Бог вам не шут гороховый, чтобы бегать за вами и доказывать: ах, раз вы мне не верите, ну давайте я вам докажу сейчас что-нибудь, и заслужу это ваше доверие. Как бы ни так. Не верите, сидите, где сидели. А может, где-нибудь похуже.

– Ну ладно, ладно, разошлась! Ведь это ты, а не я заговорил тут о справедливости. О том, что сестра испортила жизнь себе и родителям. Ты должна сама следовать тому, что проповедуешь. А значит, не пытайся влезть в головы родителям и домыслить за них, что было бы для них хорошо, а что плохо, что добро, а что зло. Ты ведь никогда не говорила с ними об этом, да? А значит, понятия не имеешь, что они на самом деле чувствовали.

Она замолчала.

– Послушай. А давай-ка приведем себя в порядок, пообедаем и прокатимся со мной кое-куда, а?

– Пообедаем?

– Ну да. Ты проспала почти полдня, и на часах уже три.

Старенький «жигуленок» вез их в северном направлении. Ехали практически молча, она не спрашивала, он не отвечал. Генка вообще любил напустить тумана и изобразить загадочность. Она решила не мешать ему в этом и просто смотрела в окно, размышляя о разном.

В салоне потянуло табачным дымом. На секунду отвернувшись от окна, она увидела, что Генка прикурил сигарету. Той же марки, что и двадцать лет назад. При всей своей загадочности он никогда и ни с кем не изменял своему постоянству.

Генка был одет в старомодную рубашку с коротким рукавом, на левой руке у него восседали советские часы на металлическом ремешке, его любимые. Правая, держа сигарету, послушно и плавно переключала передачи. Светлая поросль на руках золотилась в лучах послеобеденного солнца, уже вынашивавшего свой план побега за горизонт.