Последний романтик - Тара Конклин

Рене закрыла глаза, отодвинула трубку ото рта и сделала медленный вдох. Нони как-то прислала ей статью о медитативном дыхании и о том, как оно успокаивает нервную систему. Когда Рене начинала думать о брате, у нее в груди начинало беспорядочно стучать, а сейчас этот стук был просто оглушающим. Она думала, будет ли он на наркотиках на собственной помолвке. Очень возможно. Эйс-то туда придет.

Рене досчитала до шести, вдох, семь, выдох.

– Рене? – позвала Кэролайн. – Ты тут? Мы уже закончили?

Рене открыла глаза и решила, что все эти дыхательные упражнения – фигня.

– Ладно, – сказала она, – я поговорю с ним на празднике. Просто поговорю, и там посмотрим. Я расскажу тебе, что из этого получится.

Звонок был окончен, но биение в груди Рене продолжалось, нервное стаккато Джо-Джо-Джо, которое сопровождало ее весь этот день, и весь следующий, и даже сейчас, когда она пила свой кофе в приемном отделении, и стук становился громче с каждой минутой, приближавшей ее к этой помолвке.

Джайпа проскользнул к сестринской стойке и положил на стол свой айфон. Он подмигнул Рене и нажал кнопку. В воздух полились первые ноты Пятой Бетховена, Джайпа громко хрустнул суставами пальцев и начал представление. С плотно закрытыми глазами, раскинутыми руками, кровавым следом на груди его небесно-голубого халата. Джайпа рассказывал Рене, что почти поступил в музыкальную школу, но родители сказали, что будут платить за учебу, только если он переведется в медицинский. И он перевелся.

Джайпа нравился Рене, хотя она ему не доверяла. Как-то он сказал ей: «Рене, ты не похожа на остальных стажерок. Я не в плохом, а в хорошем смысле». Сейчас он встречался с медсестрой, прелестной двадцатидвухлетней брюнеткой из Арканзаса.

Рене смотрела, как Джайпа изображал одно из первых крещендо. «Вообще-то он сейчас должен был бы заполнять бумаги с одним из врачей», – подумала она. У старшего по смене есть обязанности; и он получает больше их всех. Но Джайпа любил устраивать представления, и Рене знала об этом. Сестры, врачи, техники, все знали об этом, и все останавливались посмотреть, проходя мимо. Рене увидела, как Джайпа приоткрыл один глаз, чтобы оценить аудиторию; после чего продолжил, делая драматические взмахи руками.

«Эти мужчины…» – подумала Рене. Сколько часов она потратила, вынося смехотворное поведение разочарованных мужчин.

Двери в приемное отделение разъехались, и поток холодного воздуха с улицы пронесся сквозь приемную, регистратуру, распределитель, вплоть до смотровых. Рене поежилась и плотнее натянула на себя кофту.

– Помогите! – раздался мужской голос. – Спасите мою жену!

Немедленно все сонное помещение приемного покоя в конце смены взорвалось десятком различных действий. Сестра с каталкой побежала вперед. Джайпа выключил музыку. Стажер первого года схватил стетоскоп и устремился к выходу. Рене зевнула и посмотрела на часы. Сорок пять минут до конца смены. Сорок пять минут до вечеринки. Она снова села и стала ждать, когда привезут пациента.

Это не заняло много времени. Дверь распахнулась, и Джайпа с двумя медсестрами вкатили каталку. На ней лежала беременная женщина с задранной рубашкой, открывающей голый живот и залитые кровью ноги. Женщину держал за руку мужчина средних лет, в джинсах и линялой майке с надписью «Нирвана». Он был бледным, с красными глазами.

Рене сразу же поняла, что произошло: неудачная попытка домашних родов. Длинные волосы женщины были мокрыми – ванна. От мужчины волнами шли запахи пота и ароматических эссенций.

– Вы муж? – спросил Джайпа у мужчины. Тот кивнул. – Мэм, какой у вас срок? Есть ли осложнения со здоровьем?

– Сорок одна неделя, – ответил муж. – И у нее диабет.

– Диабет? – Джайпа остановился и положил руки на туго натянутую кожу живота женщины. Нажал, оценивая. – Многоводие, – сказал он Рене. – Нужно делать кесарево сечение.

Рене сняла со стены трубку и позвонила наверх в хирургию.

Женщина начала плакать.

– Не позволяй им забирать меня, – сказала она мужу. – Не оставляй меня.

– Я буду с тобой, – ответил он.

– Не давай им забирать меня. – У нее началась схватка, и она резко втянула воздух.

– Я найду тебя, – говорил муж, гладя ее по голове. – Я непременно тебя найду.

Когда он произнес это, Рене ждала ответа из хирургии. Она почувствовала, как трубка ударила ее по уху, и поняла, что у нее трясутся руки.

– Алло? Алло? – говорила сестра на том конце линии. – Операционная готова, поднимайте ее. Алло?

* * *

Я непременно тебя найду.

Рене не знала, как его зовут, и никогда больше не видела его после той ночи, но много лет она каждый день думала о мужчине из той машины. Каждый ускоренный стук сердца, если ей приходилось идти по темной улице; каждый всплеск адреналина, вызванный внезапным испугом; каждый спазм напряжения или беспокойства, когда она оказывалась наедине с незнакомым мужчиной даже на самый краткий миг – в лифте, в очереди, случайно встретившись на тихой улице. Во всем этом, в осознании своей ежедневной беззащитности, она винила человека из машины.

Тем вечером много лет назад Рене вышла из школьного автобуса, а она стояла там, эта незнакомая машина. Коричневый двухдверник, длинный и приземистый, с капотом, напоминающим по форме лисий нос. Она не разбиралась в машинах, не знала, какая это марка, но форма была вполне запоминающейся, и она вспомнила, что видела ее неделю назад и, кажется, еще неделей раньше. Когда она могла видеть эту машину, ожидающую на автобусной остановке? Она не могла сказать точно, да это и не было важно.

Фары автобуса горели в ранней вечерней темноте, как рубины. Было начало ноября, после Хеллоуина прошла неделя. Потемневшие палые листья рыхлыми кучами лежали на тротуарах и забивали решетки водостоков. Деревья оголились, в раскидистой паутине их ветвей кляксами темнели опустевшие птичьи гнезда.

Из автобуса была высунута специальная металлическая ручка, преграждающая движение машин с другой стороны, но они все равно проезжали, просто огибая ее.

– Вы должны остановиться, это закон! – вяло кричал водитель из окна.

Рене помахала рукой Мисси, Кэти и Терезе, и каждая из них побрела домой по своей улице, склонившись под тяжестью школьного рюкзака. У Мисси с рюкзака свисал футляр для флейты, хлопая ее по бедру.

Автобус отъехал, и Рене осталась на остановке одна. Напротив, через улицу, стояла машина. Фары были потушены, но Рене различала силуэт на переднем сиденье. Мужской силуэт. Локоть из окна. Темные очки, несмотря на вечернее время. Она видела этого мужчину, но не боялась, по крайней мере сначала. Это был третий год Паузы. Рене было некогда бояться. Тренировки, уроки, бейсбол Джо, готовка еды, уборка, мытье посуды и стирка. Все детские ужасы настолько воплотились – темнота, смерть, одиночество, – что уже стали практически комфортными. Обстоятельства, к которым она привыкла. Страхи, превратившиеся в рутину.